Сергей Тимофеев - Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... [CИ]

Услыхал его овинник, ухватил, что под руку попалось, и на помощь ему выскочил. Они, овинники, страсть как мертвецов не любят. Вот и принялся он этого самого мертвеца вилами колошматить, а тот его все поудобнее ухватить пытается, чтоб, значит, загрызть. Ну, возница отдышался малость, - и ходу оттуда. До реки аки пардус домчался, переплыл и у стены до света ховался...

- Так и чем кончилось-то? - спросил Клык. - Победил-то кто?

- А я знаю? - небрежно потянулся Кощей. - Про то не сказывали.

- А овинник что? Отблагодарил он его, али как?

- И про то не ведаю. Говаривали, понес возница, как в себя пришел, гостинцы, хлеб там, пряники, меду хмельного прихватил... Да как-то случайно овин и спалил.

- Это как это... спалил?.. Это что же... Спасителя своего - и спалил?..

- Вот пристал... Ну, спалил - и спалил. Дело-то житейское.

Конечно, житейское. Здесь, небось, каждый день овины запаливают, от мертвецов бегаючи.

- И ты что же, веришь этой байке? - скривился Алешка. - Может, еще и в змея огненного?..

Сказал, смотрит, а Клык с Кощеем посерьезнели как-то. То улыбались, а то посуровели. С чего бы это?

- В змея... - пробормотал Клык. - Так чего ж в него не верить-то...

- Опять сосед рассказывал? Али сам видел?

- Змея не видал, а вот змееныша... Доводилось.

- Да ну? И каков же он?

- Так ведь это... Довелось мне раз мимо болота ночью идти. Рад бы до свету дождаться, только к спеху пришлось. Страшно, конечно, ан куда деваться? Я уж и так, уши дланями прижал, персты вперед выставил, что твои шоры, и быстренько-быстренько так ногами перебираю, чтоб только не упасть. Месяц светит, дорогу хорошо видать, ан кто ж не знает, что месяц - солнцем мертвецов кличут? А поди, узнай, сколько там в болоте этом самом мавок, да трясинниц, да топляков разных? Накинутся разом, и поминай, как звали. Чего только не передумал, чего не примерещилось, пока до края противоположного добрался. Вам сказывать не буду, приберегу, баб пугать. И вот уже у самого у края, запнулся о корень, - не заметил, - да и грохнулся. Понятное дело, длани от ушей оторвал, и слышу, обок меня вроде как затрещало что-то. Мне б, дураку, руки в ноги, то есть, ноги - в руки, и тикать, как той лошади от мертвяка, а я позамешкался. Поднялся и в ту сторону смотрю, откуда трещало. А там чмокнуло что-то, и голова показалась, вот с мою размером...

- Так-таки и голова? - недоверчиво ухмыльнулся Алешка.

- А то - что же? Как есть, голова. Только безо всего. Ну, там, ушей, носа... Колобок такой, светящийся. И вот поднялся этот самый колобок над травою, не более как по пояс мне будет, и застыл. Гляжу, а снизу к нему вроде как веревка привязана, тоже светящаяся. Вот постоял он так, и зачал туда-сюда колыхаться, будто от ветра, и веревка вслед за ним колыхается. А там в сторону подался, и эта тоже. Вьется, изгибается - ни дать, ни взять, хвост змеиный. Саженей в пять длиною... Ну, тут уж я ждать не стал. Верст пять бегом бежал, пока в себя пришел. Упал, помню, без сил совсем, да так до свету и пролежал...

Хмыкнул Алешка, однако промолчал. Вместо него воевода заговорил.

- Это верно, - ни к селу, ни к городу, заметил он. - Вот и я к тому же. У нас тоже случай такой был. На соседней улице. Там, понимаешь, семьи жили, через забор. В одной парень вырос, в другой - девка. Их, вроде, поначалу друг дружке сызмальства сватали, пока отцы отчего-то не разругались. А как разругались, понятное дело, всякие уговоры побоку. Молодые же промеж себя и сами уже сговорились. И им родительские дрязги - нож вострый, потому как те знать друг друга не хотят, и парню с девкой препоны ставят. Мало того, за других приговаривают. Даже видеться промеж собой, и то - ни в какую. Вот и стала девка потихоньку сохнуть, а где девичья сухота, там непременно змей объявится. Он и объявился. Часто видели, как ночкой темною полоской огненной через забор шмыгал, искры во все стороны разбрасывая. Знахарку приглашали. Та самое верное средство от напасти указала - двор репьем засадить. И что б вы думали? Ни одного репья в округе не осталось, отец с братьями все повыкопали да к себе во двор и принесли. Только это все одно не помогло. И девка сохнет, и змей летает. Совсем, бедная, ссохла...

Воевода зычно поскреб пятерней подбородок и продолжал.

- Кто его знает, чем бы кончилось, кабы головня в отца не угодила...

- Какая головня? - в один голос, не понимая, спросили Алешка с Кощеем.

- Обычная, какая ж еще. Парню с девкой, вишь, видеться запретили, так они что удумали? Он в заборе дыру провертел, в месте неприметном, там они, как все улягутся, и встречались, и переговаривались. Миловаться не могли, дырка уж больно махонькая, а словами - пожалуйста. Угомонятся в доме, парень возьмет головешку из печи, да через забор и бросит, чтоб девка из окошечка своего видела. Летит головня, искрами сыплет. Кто приметит, - про змея думает. А тут, на беду, батюшке ее ночью выйти приключилось. Съел, должно быть, чего-нибудь... Только он с крыльца, да к репьям, тут-то в него змей и угодил. Прижег малость, конечно, не без этого...

Воевода замолчал и снова поскребся.

- И чем же дело кончилось? - не вытерпели Алешка с Кощеем.

- У них-то? У них все как надо кончилось. А вот чем у нас кончится, про то не ведаю. Дело-то в том, ребятушки, что я змея того огненного, о котором люди говорят, и впрямь видел. Ночью, как стражу на стенах обходил. Иду, посматриваю, и вижу, будто огонек посреди леса, о ту сторону реки, зажегся. Подумал еще: кому это в эдакой-то темени шастать. Остановился. Смотрю, двинулся огонечек, а за ним другой, третий, ровно из-под земли кто вылезает. И точно, должно быть, из-под земли, потому как полоска та огненная зазмеилась по лесу, - то скроется, то снова появится. Оно, конечно, в темноте трудно определить, ан сдается мне, версты три-четыре до него было. Длиною же, коли прикинуть, сажен десять, не менее, а в толщину, наверное, с пару саженей точно будет. Сколько он там по лесу елозил, сказать не берусь. Чего там делал - тоже, но пожаров не видал... Так-то вот, братушки. Не зря, видать, люди об нем сказывают.

- Не то плохо, что сказывают, - ввернул Кощей, - а то, что речи непотребные ведутся. Поговаривают, к ляхам, обратно, надобно, дабы от напасти избавиться. Киев, мол, далече, да и не до нас князю, иначе б рать поболее прислал.

- С чего бы это - напасть? - пожал плечами Алешка. - Я вот никакого такого разору и не заметил.

- Это ты не заметил, - рассудительно сказал воевода. - А люди зря говорить не станут. Ты то рассуди, коли ляхи змея этого на город напустят, одни головни останутся. Зачем им место пустое? Они силу свою покамест издали кажут, чтоб одумались. Коли ж навалятся, тут думать нечего будет. Что переметнутся кто подумывает - это Кощей правду сказал. Сам видел, как некоторые на улицах посматривают. Случись чего, глазом моргнуть не успеешь, как ворота ворогу отопрут. Вот и смекай тут, чего делать. Ежели б рать ляшская полезла, так разом отвадили б. А змеи, да с мертвецами, да с оборотнями...