Пола Брекстон - Полночная ведьма [litres]

Словно прочитав мои мысли, Фредди внезапно улыбается.

– Ты помнишь то ужасно жаркое лето перед моим отъездом в Хэрроу? Мы с тобой тогда проводили все дни, плавая в озере.

При воспоминании об этом я смягчаюсь.

– Да, едва только нам удавалось улизнуть от этого гадкого мистера Карстерса. Свет еще не видел более скучного гувернера.

– Папа считал, что он научит нас быть серьезными.

– А мама, если мне не изменяет память, находила, что у него очень изысканные манеры.

– Просто к тому времени мы уже выжили из дома стольких гувернеров, что нашим отцу и матери было трудно отыскать такого, который согласился бы попробовать дать нам отпор.

– Это ты их всех выжил. А я была до смешного благонравным ребенком.

Фредди ухмыляется.

– Если тебе нравится так думать, я не стану с этим спорить. Давай просто скажем, что ты играла роль моей добровольной сообщницы во всех приключениях.

– Я, конечно же, помню, как тем летом считала бесконечные нудные минуты занятий до того момента, когда мы могли наконец убежать на озеро. Ты смастерил там качели, чтобы мы могли прыгать с них прямо на глубину.

– Ты должна признать, что я прыгал особенно ловко. Как я проделывал сальто назад!

– Больше его делать не умел никто.

– Я был непревзойденным мастером сальто назад. До меня было далеко даже нашим никчемным кузенам.

– В значительной мере потому, что в нужный момент ты сбивал их, крича, что их купальные костюмы просто нелепы.

– Так они и впрямь были нелепы. Они сами были виноваты, что их так легко было дразнить.

Я беззаботно смеюсь, чем удивляю саму себя. Я уже так давно не смеялась.

– Нам тогда было так весело, Фредди, ведь правда?

Он кивает.

– Но с тех пор, кажется, прошла целая вечность, – говорю я.

– Мы тогда были детьми. – В его голосе звучит безнадежная покорность судьбе. – А теперь мы взрослые, а у взрослых жизнь не бывает веселой.

– О, Фредди.

– Думаю, из меня получился плохой взрослый, – признается он. – Мне следовало остаться ребенком.

Я подаюсь вперед и беру его за руку. Как же мне горько видеть его таким подавленным, таким побитым жизнью, а ведь ему всего лишь девятнадцать лет.

– Ты был так счастлив в Рэднор-холле, – говорю я, ясно видя мальчика с блестящими глазами, которым он тогда был, мальчика, то беспечно носящегося по холмистым садам в нашем загородном поместье, то во весь опор мчащегося на своем пони по парку, то взбирающегося на самую высокую из яблонь, чтобы добраться до румяного яблока. – Почему бы тебе не вернуться туда? Хотя бы ненадолго. – Видя, что он медленно качает головой, я спешу добавить: – О, Фредди, хотя бы подумай об этом, ведь это неплохая мысль.

– Я бы там умер с тоски.

– Но ты же любишь наше поместье. Ты был там таким веселым, чувствовал себя таким свободным…

– Я тогда был ребенком, Лил. Я не могу снова стать семилетним сорванцом.

– Ты мог бы там заниматься стрельбой, охотиться и ловить рыбу. Сельский воздух вернул бы твоим щекам румянец.

Он улыбается мне невеселой улыбкой и высвобождает свою руку из моей.

– Мы оба с тобой знаем, что моя чертовски модная бледность вызвана отнюдь не недостатком свежего воздуха.

– Я не могу видеть тебя таким несчастным. И мама тоже. После того как она потеряла папу, ей невыносимо видеть тебя таким больным. Хотя она, разумеется, ничего не знает о причине твоего нездоровья.

– Если ты пытаешься вызвать у меня чувство вины, то не трудись. Я и так достаточно себя ненавижу.

– Фредди. – На этот раз я хватаю его за обе руки. – Я правда думаю, что поездка в Рэднор-холл могла бы тебе помочь. Там столько всего… интересного.

Он невесело смеется.

– Ты хочешь сказать, что там у меня не будет соблазна покурить опиум. Там не будет услужливого мистера Чжоу Ли.

– В Лондоне тебе слишком легко…

– Моя дорогая сестра, уверяю тебя, в моей жизни нет ничего легкого.

В следующем за этой фразой молчании я отчаянно пытаюсь отыскать слова, которые бы заставили его послушаться меня. Маленькие тучки, частично закрывавшие луну, ненадолго расходятся, и ее свет падает на лицо Фредди. Тени под глазами брата становятся глубже, и мне вдруг начинает казаться, что я гляжу в пустые глазницы черепа. Это видение так явственно, что у меня перехватывает дух. И, словно подглядев то, что мне сейчас привиделось, Темный дух обращается ко мне опять.

Твоему брату не место в Царстве дня!

«Убирайся! Брат не имеет к тебе никакого отношения».

Фредди замечает перемену в моем настроении.

– Тебе, должно быть, холодно. Ты вся дрожишь, – говорит он. – Пойдем в дом.

Я пытаюсь заставить злобного духа уйти. Я не позволю ему встать между мною и моим братом.

– Неужели нет ничего, что убедило бы тебя поехать в Рэднор-холл?

– Ты не понимаешь, о чем просишь, не понимаешь совсем.

– Но что держит тебя здесь? Помимо… то есть я хочу сказать… тебе ведь не из-за кого оставаться в Лондоне…

– Я всегда знал, что ты неодобрительно относишься к моим друзьям, Лил, но это мои друзья. Они… понимают меня.

– Они используют тебя, – выдаю я, не в силах и дальше скрывать своего мнения. – Я видела, как они бесстыдно пользуются твоей добротой и твоими деньгами.

– Неужели я такой мерзкий? И могу только покупать дружбу?

– Я не это хотела сказать.

– Разве? На что я тебе? Или маме? Или кому-либо еще? Мои друзья хотя бы ценят меня, пусть и в свойственном им безнравственном духе.

– Да нет же, мы тебя ценим. Я тебя ценю.

– Полно, да ведь ты не можешь смотреть на меня без этого ужасного выражения жалости, которое ты, похоже, приберегаешь только для меня. А тебе известно, что именно так на меня обычно смотрел наш дорогой покойный отец? Хорошее наследство он тебе оставил – такой же, как у него, разочарованный вид.

Во мне поднимается знакомое раздражение, которое часто вызывают у меня разговоры с Фредди. Сделав глубокий вздох, я пытаюсь не показать ему, какую безнадежность испытываю, когда гляжу на него.

– Мне не хватает тебя, Фредди, – говорю я. – Мне не хватает того брата, который у меня был.

– Я сожалею об этом, моя дорогая сестра, еще как сожалею. По правде говоря, мне иногда тоже не хватает меня самого. Но я таков, какой есть. Время нельзя повернуть вспять, а оно сделало меня таким, каков я сейчас, нравится тебе это или нет. – Он достает из внутреннего кармана портсигар, берет из него небольшую русскую сигару и закуривает ее, наполняя воздух паточным запахом темного табака. – А тут еще этот траур. От него мне совсем худо. Приходится все время быть в черном, отказываться от всех приглашений, и нельзя заняться совершенно ничем.

– Это продлится не так уж долго, – говорю я, хотя в глубине души я с ним согласна.