Ванда Алхимова - Семь горных воронов [litres с оптимизированной обложкой]

– Но в Тамврот ведет другая дорога, – удивился Нуад, по-прежнему не сводя глаз с Ворона. – И почему ночью? И кто этот человек?

– Иногда к нужной цели ведут разные дороги, и никогда не знаешь, какая из них выведет первой, – засмеялась Лорелея. Смех ее рассыпался в ночи медным звоном, утонул в лужах. – Я доберусь до Тамврота и по этой, а вот ты до своего замка – вряд ли…

Прежде, чем в глазах Нуада отразилось понимание, Лорелея выхватила нож и всадила ему в переносицу. Это произошло мгновенно, и сердце Ворона едва успело пропустить удар. Лорелея двигалась так быстро, что уловить ее движения было невозможно. Практически одновременно второй рукой Лорелея выхватила меч из ножен и рубанула левого всадника по боку. Он был так близко, что хорошего замаха не получилось, но удар вышел резким, и меч глубоко погрузился в плоть. Раздался истошный крик, и всадник рухнул с коня, увлекая меч Лорелеи, застрявший в его теле.

Третий всадник успел выхватить свой меч и нанести удар. Лорелея гибко увернулась и всем телом бросилась на противника, схватившись с ним грудь в грудь. Оба упали на землю, и Лорелея оказалась сверху. Ее правый кулак, туго обтянутый перчаткой с металлическими нашивками, резко и сильно врезался в висок всадника. Второй удар проломил кости, а после третьего мозг и кровь брызнули наружу.

Лорелея легко поднялась и посмотрела на Ворона. В этот миг он всей душой возненавидел ее за унижение, которое испытал, пока она защищала его и убивала своих бывших союзников.

То, что женщина билась вместо него, да еще и так ловко, оказалось для Гордого Ворона хуже пощечины. Самым жестким и унизительным было то, что Лорелея даже не подозревала о его чувствах.

– Думаю, пора сворачивать с дороги, – сказала Лорелея. – Хорошо, что их было всего трое и они не догадывались о том, что я больше не служу Бресу.

Лорелея наклонилась, выдернула меч из трупа и сунула его в ножны. Затем забрала свой кинжал. Она подхватила тело Нуада под мышки и оттащила его с дороги, бросив в поле. Потом туда же отволокла остальных. Ворон угрюмо сидел на коне и следил за ее действиями. Лорелея быстро распрягла всех трех коней и прогнала их в поле. Седла она положила поверх мертвецов, а потом вернулась на дорогу и запрыгнула на своего коня.

– Сворачиваем в поля, – махнула она рукой.

По полю кони шли быстрым шагом, постоянно спотыкаясь и рискуя попасть ногой в кротовую нору или яму. Ворона трясло в седле, да еще навалилась предательская слабость. Обожженную руку дергало рваной болью. Черное небо сливались с землей, и чернота качалась перед глазами, закручивалась в спираль, пульсировала.

Очнулся Ворон уже тогда, когда они оказались между деревьев, и его конь прянул в сторону, обходя ствол, отчего всадник едва не вылетел из седла.

– Надо остановиться, – сказала едва различимая во тьме Лорелея. – Вы устали. Да и ночь хоть глаз выколи. Так коням недолго ноги переломать.

– Погоня, – процедил сквозь зубы полумертвый от усталости Ворон. Перед глазами плыли разноцветные круги. Во рту чувствовался металлический привкус.

Лорелея остановила коня.

– Вряд ли. А если и вышлют затемно, то в сторону Тамврота. Никому в голову не взбредет, что мы лесами пойдем.

Ворон услышал, как она спрыгнула с коня, и сам сполз со своего. Лорелея забрала обоих коней, расседлала и привязала на арканы.

Гордый сел на землю, прислонившись к холодному стволу дерева, и слушал, как она ходит вокруг, разводит костер и устраивает ночлег. Сознание путалось.

– Эй!

Он почувствовал осторожное прикосновение к плечу. Открыл глаза: Лорелея заглядывала ему в лицо. В тусклом отсвете маленького костерка ее глаза снова до странности напомнили глаза хищного животного: они отливали зеленым, лесным, дремучим.

– Идите к костру, я там веток положила и плащ сверху бросила, – указала Лорелея.

– Спасибо.

Прозвучало зло и неискренне. Ворон перебрался на плащ. Костер был маленький, но жаркий, повеяло сухим теплом, стало лучше.

Лорелея достала из сумки еду и холодный травяной отвар. Протянула Ворону. Тот взял предложенное, мельком глядя на свою спутницу. Ему показалось, что в ее резких, по-мужски скупых движениях вдруг появилась женственная пластичность.

Лорелея хлопотала вокруг него. Скованно, неуверенно, но именно хлопотала: то подавала еще кусок пирога, стоило ему только протянуть руку, то забирала у него опустевшую флягу, то поправляла край плаща, сползший с веток. Принесла свое походное одеяло из тонко выделанной шерсти и отдала ему.

Ворон чувствовал себя отвратительно. Забота раздражала, а сама Лорелея своими нелепыми ухаживаниями вызывала отвращение.

– Не стоит слишком суетиться из-за меня, – угрюмо заявил Ворон.

Лорелея в это время сидела с другой стороны костра и подкладывала в него ветки. Она вскинула голову и посмотрела через костер. Ее широкоскулое лицо в медно-оранжевых отсветах казалось маской древней богини. Только глаза снова отсвечивали жутким, опасным. От их немигающего взгляда сердце обрывалось в груди, а потом начинало биться неровно, неравномерно. Все было похоже на кошмарный сон.

– Не хочется потерять замок, которого пока нет, – усмехнулась Лорелея, разрушая чары мрака и леса. – Умрете, кто меня миледи сделает? Придется опять в телохранители идти.

– Ты была телохранителем? – зацепился за живой разговор Ворон. – У Бреса?

– Нет. – Лорелея перевела взгляд на огонь. Лицо ее снова окаменело, как будто она разом потеряла интерес к своему спутнику. – Это было до моей жизни в Лугайде. Раньше.

– А ты не из Лугайда?

Ворон не мог остановиться. Слова сейчас были единственным, чем он мог отгородиться от ее немигающего пристального взгляда.

– Я из ниоткуда, – не сразу ответила Лорелея. Огонь отражался в ее пустых глазах. Рыжая крошечная искра плавала в темной бездне. – На Островах, на самом южном из них, есть город Аэрон. Может, ты тоже знаешь о нем.

– Город Зари, – вспомнил Ворон.

– Да, его еще так называют, – согласилась Лорелея. – Большой портовый город, который никогда не спит, где почти всегда весна и круглые сутки праздник. Туда ведут все дороги, и оттуда открывается путь на все четыре стороны света. Там живут самые отчаянные моряки, самые бессовестные шарлатаны и самые красивые вольные девицы. А еще там есть Арена Роз.

– Я слышал про нее, – закивал Ворон. – Там проходят поединки между женщинами. Как на ярмарке. Только надо платить, чтобы посмотреть.

– Да. – Лорелея сломала ветку и бросила обе половинки в костер. – Талорг и Нехтон, два самых богатых брата на Островах, владеют Ареной Роз. Она досталась им по наследству. Уже более двух веков род Алых Роз владеет ареной, на которой каждый седьмой день сражаются, побеждают и умирают девушки, из которых сделали воинов. Их очень, очень тщательно обучают, этих девушек. Ищут сироток или покупают дочерей бедняков, совсем крошек, которые еще и говорить-то не умеют. Не старше четырех лет. И за десять-пятнадцать лет делают из них воительниц, владеющих ремеслом войны, лучших убийц на все Острова. Девушки бьются на арене, пока не умрут или пока не состарятся. Тогда те, кто выжил, обучают новеньких. А иногда кого-то из девушек выкупают с арены. Тех, кто или красивей остальных, или бьется лучше других. Я сражалась лучше всех, и за меня заплатил золотом и товарами Дун Диар, самый богатый морской купец и разбойник на всех Островах. Он возил товары от самого Холодного мыса до Авалона, что стоит на Золотой реке. Я стала плавать вместе с ним, спать в его постели и беречь его от врагов. Дун Диар сразу понял, что ни один телохранитель не будет так ревностно его охранять, как любовница, и ни один из наемных мечников не будет находиться при нем круглые сутки всегда и везде, забывая о себе, еде и сне. Любовница и телохранитель сразу – это очень удобно, а также необычно и красиво. Дун Диар умел щегольнуть и любил произвести впечатление. Я плавала с ним три года и за эти три года зарезала восемь наемных убийц, приходивших за его головой. Скольких я убила в стычках, не могу посчитать. Как-то мы пришли в Лугайд, привезли королю Бресу шелковые ткани и доспехи, украшенные самоцветными камнями, и Брес заинтересовался мной, а потом перекупил у Дун Диара. За меня снова заплатили золотом. Дун Диар разбогател, как ни с одной своей торговли. А я осталась в Лугайде служить Бресу.