Ванда Алхимова - Семь горных воронов [litres с оптимизированной обложкой]

Красный узнал, что всех беспокоит лишь одно: не пойдет ли Брес после Тамврота сразу на Приморье. Лиран был мертв, а его сын оказался не готов к такому повороту дел и сейчас только прислушивался к советникам, дававшим ему противоречивые советы, в то время как страну охватывала паника, которую усугубляли вернувшиеся остатки войска.

Красный прислушивался к разговорам, задавал вопросы, проясняя ситуацию, и постепенно его приподнятое настроение падало все ниже. Вряд ли стоит рассчитывать на теплый прием и помощь в Приморье, а возможное наступление Бреса рисовало жизнь в мрачном свете.

Всего через три дня вполне комфортного путешествия, останавливаясь на ночь в больших тавернах, весь поезд достиг Приморья. Родственники купца жили неподалеку от столицы, а потому они почти весь путь проехали все вместе.

Красный никогда не бывал в Приморье и теперь с любопытством приглядывался к чужой стране. Несмотря на начало зимы, здесь все еще было тепло и сухо. Ровная дорога шла между полей, на которых шелестели под ветром пожелтевшие виноградники, мягкие холмы вставали за ними, и на холмах паслись коровьи стада и конские табуны, а издалека уже чувствовалось дыхание моря.

Здесь все было другим: деревья, трава и даже небо. Красный то и дело задирал голову, поражаясь тому, какое оно далекое, светлое и бирюзовое. Здесь, где небесный простор не сдерживался горами, оно растянулось во все стороны до самого горизонта, полное пушистых облаков, солнечных лучей, птиц и морского ветра.

Нессекс лежал у самого моря, в него залетали чайки, в его порты заходили корабли, и весь город пропах йодом и рыбой, был выдут насквозь ветром и обласкан солнцем.

Красного поразила бестолковая сутолока, громогласность толпы, в которой каждый, казалось, стремился перекричать друг друга, включая лошадей и ослов, но больше всего его поразило внезапно открывшееся впереди бесконечное серо-голубое зимнее море.

Он остановил коня и уставился на бескрайнюю водную гладь. И посадил поудобней Альпина, чтобы тот тоже мог смотреть. Альпин молча прижался к нему и во все округлившиеся глаза таращился на блестевшую на солнце массу волнующейся воды.

– Что это? – спросил он своим высоким голоском, дергая Красного за рукав и смешно задирая голову.

– Это море, – ответил и ему, и себе Красный.

Ему надо было произнести вслух, чтобы поверить. Чтобы почувствовать тот привкус соли и йода, который остался на губах после короткого и огромного слова «море».

– Какое оно большое, – удивился Альпин. – Там рыбы живут?

– Да, – вздохнул Красный и тронул лошадь.

Они ехали в город, пробираясь сквозь толпу, но море продолжало занимать все его мысли.

– Разве оно не замерзает зимой? – спросил он у Роны, которая, как он знал, бывала тут раньше.

– Конечно, нет, – ответила та. – Тут куда теплее, чем у нас в Тамвроте. И потом, море не замерзает потому, что по нему все время большие волны ходят.

Красный покосился на ее круглое лицо и ничего не ответил.

Рона смутно помнила, в какой стороне дворец, и Красный быстро сориентировался, куда двигаться. А потом они увидели две большие площади, на которых кипели рынки, еще одну, голую, по которой ходили люди и ехали экипажи, а за ней как раз стоял невысокий красивый дворец, сложенный из белого камня.

– Вот он, – указала Рона, словно Красный был слепым либо полным дураком и сам не мог сообразить очевидного.

Во дворец их сначала никак не хотели пускать, но Красный вдруг принял такой надменный вид и взял такой непререкаемый тон, стал называть такие имена с такой уверенностью, что стражники согласились проводить их в приемную.

Галереи во дворце Лирана были просторные и светлые, окна большие, затянутые такой прозрачной слюдой, что она почти не мешала свету проникать внутрь.

Кулен находился во дворце, но сидел на очередном совете, и придворный лорд, надменно взглянув на обтрепанный, хоть и дорогой наряд Красного, на его стянутые на лбу кожаным ремешком темно-рыжие кудри, осунувшееся лицо и запыленные сапоги, на Рону и Альпина, скривил губы и заявил, что «уважаемый лорд может подождать в приемной для просителей».

– Нет, – вкрадчиво улыбнулся Красный, глаза которого потемнели от злости. – Лорд не может ждать. Потому что лорд – Красный Ворон, это – принцесса Рона, старшая дочь короля Эннобара, а вот это – сын моего брата и принцессы Морны, внук Лирана Быстроногого и племянник принца Кулена.

Придворный лорд приоткрыл рот и уставился на Альпина, ковырявшего от скуки в носу, как на дух своего покойного предка. Потом захлопнул рот и молча исчез за дверью.

Ровно минуту спустя дверь широко распахнулась, и в коридор выскочил принц Кулен. Не замечая Красного и Рону, он бросился к Альпину, схватил его и притиснул к себе. Альпин тут же заревел басом с перепуга, а Кулен все держал его, уткнувшись лицом ему в волосы. Плечи его вздрагивали. Потом он поднял покрасневшее лицо на Красного.

– Спасибо, спасибо! – дрожащим голосом благодарил Кулен, ласково и даже как-то заискивающе глядя на Ворона. – Я думал, у нас никого не осталось… А ты привез мне сына моей сестры! Я твой должник до конца жизни. Все, что у меня есть, – твое.

– Еще у вас осталась и дочь вашей сестры, которую миледи Воронов увезла с собой в горы, – вмешалась Рона.

– О-о! – Кулен приоткрыл рот, и лицо его озарилось счастьем. – Неужели? Малышка жива?

– Да, и полагаю, с ней все в порядке, не то что с нами, – выразительно намекнула Рона, демонстративно поднося руку ко лбу.

– О, простите, – засуетился Кулен, все еще не отпуская Альпина. – Я совсем забыл о законах гостеприимства.

Кулен в считаные минуты устроил во дворце настоящий переполох, и к каждому из нежданых, но дорогих гостей сбежалась целая толпа слуг. Им отвели лучшие покои, а Красному Кулен вообще порывался уступить свои, но тот категорически отказался.

Рона тут же потребовала ванну, обед и новые платья. Пока она отмокала в горячей ароматной воде, служанки мыли и расчесывали ей волосы, портнихи показывали готовые наряды, приносили украшения и нижние кружевные рубашки.

Роне было так хорошо, что она на время забыла обо всех бедах. Прикрыв глаза, пока одна служанка массировала ей голову, а другая подносила к губам бокал подогретого вина, Рона представляла лицо Красного, вспоминала, как он ее спас, как уверенно распоряжался и как – это она вспомнила особенно остро – сладко целовал ее на балконе. В эту минуту Красный показался ей самым красивым и властным мужчиной на свете, едва ли не всемогущим, как полубоги из рассказов, передающихся из уст в уста.

– Он станет моим мужем, – прошептала Рона себе под нос и отпила еще глоточек вина. Голова кружилась, а в груди сладко ныло от предвкушения.