Ванда Алхимова - Семь горных воронов [litres с оптимизированной обложкой]

– Выпить действительно хочется, – согласился Красный, который после известий о разгроме Бреса так и не смог расслабиться, чувствуя страшную усталость.

Кроме того, ему давно не хватало красивой девушки, вкусного вина и веселого вечера. Сейчас казалось, что это все было очень давно и не с ним, что он лишь слышал про подобное в балладе или сказке.

Рона вошла в покои вместе с ним и распорядилась принести «Морской огонь», так называлось ее вино. Красный усадил принцессу в кресло, а сам устроился напротив. В комнате топили камин, и сейчас отблески огня красиво отражались в глазах Роны. В приглушенном освещении она показалась Красному очень привлекательной. Главное же, что она была молодой, свежей и влюбленной в него. Ворон почувствовал приятное возбуждение. Ему льстило, что принцесса откровенно им любуется и все время ищет с ним встреч.

Рона не была умной в общепринятом смысле слова, но зато обладала редким умением подстроиться под обстоятельства и прочувствовать настроение другого человека. К этому ее приучило двойственное положение при молодой красивой мачехе и сводных сестрах. Рона видела, что Красный молчалив и занят какими-то мыслями, и взяла на себя беседу. Она болтала за двоих, выбрав темой обычаи Приморья и легенды о морских чудесах.

Красный пил вино, оказавшееся легким, но опьяняющим, смотрел на оголенную почти до неприличия грудь Роны и все думал о словах Кулена. Ворон уже успел отведать власти, и теперь ему легко было представить себя в тронном зале Тамврота, в мантии и короне Эннобара. Судьба давала удивительный шанс, который еще недавно казался дерзкой недосягаемой мечтой. А теперь нужно всего лишь протянуть руку, чтобы получить то, чем когда-то дразнил его Дикий.

Красный пил не останавливаясь, и взгляд его наливался желанием. Он уже чувствовал на голове тяжесть короны. Ворон залпом допил вино, отставил в сторону пустой бокал и быстро схватил осекшуюся Рону за руку. Хищно улыбнулся, потянул на себя. Рона выглядела испуганной, но подалась навстречу.

Красный схватил ее и усадил себе на колени. Запустил руку в тесный корсаж, чувствуя, как ладонь наполняется упругим теплом, и призывно заглянул Роне в глаза. Увидел, как у той помутнел взгляд, а щеки окрасились горячим румянцем.

Ворон встал, держа вскрикнувшую Рону на руках, и жадно поцеловал ее влажный розовый рот. Принцесса замерла в его руках, не сопротивляясь, но и не отвечая. Но Красному уже было все равно.

Он отнес ее на кровать, небрежно уронил на одеяло и прижал сверху. В нетерпении стал стаскивать с нее платье. Ткань затрещала, а Рона всхлипнула. Широко открытыми глазами она смотрела в лицо Красного, и выражение этого лица напугало девушку. Принцесса никогда не видела такого откровенного и пьяного желания в глазах мужчины, какое сейчас горело в глазах Красного, который вытаскивал ее из платья, одновременно жесткими руками трогая ее тело: грудь, бедра, и – Рона едва не закричала – между ног.

Красный не стал тратить время на прелюдии и поцелуи, слишком хотелось получить свое. Он зажал девушке рот, облизал свои пальцы и пощупал ее между ног. Там было сухо и тесно. Глядя Роне в глаза сверху вниз, протолкнул пальцы внутрь, во влагу и тепло, и жарко задышал принцессе в ухо. Глаза Роны потемнели от страха и возбуждения, и Красный больше не захотел ждать.

Рона замычала ему в ладонь, сжимаясь от боли и извиваясь под ним, и это окончательно отбило ему разум. Красный навалился на нее всем телом, торопясь, задыхаясь от возбуждения, и тут же забыл, что под ним – принцесса и дочь Эннобара. Он вертел Рону, как любую крестьянскую девку, не думая о ней, а добиваясь максимального удовольствия, и ее теснота, испуг и кровь, стекающая по бедрам, лишь сильнее возбуждали его.

Все темное, вся боль и усталость, что накопились в нем, страшная битва, падение Тамврота, огонь, кровь, смерть, переживания за Дикого – все это Красный вымещал на дрожащей обнаженной Роне, которая задушенно стонала и плакала под ним. Ворон вдавил ее лицом в подушку, приподнялся и сжал пальцами ее нежные бедра так, что на них остались алеющие отпечатки. Мысли спутались, перед глазами повисла пелена. Он сам не понял, как все закончилось, и очнулся только тогда, когда дыхание пришло в норму, а сквозь шум в ушах пробилось тяжелое рваное дыхание Роны.

Красный шмыгнул носом и слез с девушки. Сел на постели, закрыв лицо руками. Рона, голая, растрепанная и заплаканная, уселась, стыдливо прикрывшись руками и ногами, и осторожно подвинулась к нему.

– Тебе было хорошо? – робко спросила она, хотя губы дрожали, а глаза были полны слез. Принцесса вымученно улыбалась и старалась сделать взгляд нежным и счастливым.

Красный повернулся к ней и, встретившись глазами с ее заискивающим голубым взглядом, понял, что никогда не сможет ее ни полюбить, ни уважать.

Рона робко прижалась щекой к его плечу и криво улыбнулась. Ворон провел рукой по ее щеке и пробормотал какую-то ненужную пошлость. Позже Рона оделась и ушла к себе, а наутро Красный объявил Кулену, что обязан на ней жениться. Кулен назначил свадьбу на конец месяца.

Дикий пришел в покои Гордого, который лежал в лихорадке и не вставал с постели. Гордый глухо кашлял, а стол подле его кровати был заставлен кувшинами с отварами из остро пахнущих горьких трав.

Остановившись в изножье, Дикий посмотрел на брата. Сейчас контраст между ними стал ярче: лицо Гордого от болезни и перенесенных испытаний заострилось, побледнело, в нем проявилось благородство их древнего рода, проступив в чертах, которые словно обрели завершенность, а синие глаза стали глубже.

Дикий же, наоборот, буквально лучился здоровьем, а грубоватые черты его лица теперь оттеняли властность и уверенность в собственной силе. Он стоял, расправив плечи, широко расставив ноги и сложив руки на широкой груди, и ухмылялся.

– У тебя тут просто кладовка знахаря, – кивнул он на стол.

– По-моему, наш замковый лекарь решил испробовать на мне все известные ему травы, – пожал плечами Гордый, на лице которого от этого легкого движения проступил пот.

– Неважно выглядишь, брат, – заметил Дикий. – Но ты уж постарайся не помереть. Матушка расстроится. Вдруг следом за тобой помрет, а мне что тогда делать? Не люблю похорон, бабы слишком громко воют.

– Думаю, я тебя не огорчу. Сегодня мне гораздо лучше, – прохрипел Гордый и надрывно закашлялся.

– Да-да, мой старый конюх, бывало, тоже все уверял, что ему гораздо лучше. А потом взял, подлец, да и помер перед самым Самхэйном, все настроение испортил, – рассмеялся Дикий своим хрипловатым наглым смехом. – Но думаю, ты так с нами не обойдешься. И вообще, я тебя побеспокоил по другому делу.