Ванда Алхимова - Семь горных воронов [litres с оптимизированной обложкой]

Вокруг росли скрюченные деревья без листвы. Шелестела сухая болотная трава, противно пищала какая-то птица, высоко, скрипуче, на одной навязчивой ноте. Белый брел вперед. Эффект от трав туманил мысли, все виделось будто во сне, только страх по-прежнему ворочался в груди. Мысли тяжело путались, рвались, слипались в черный, пропитанный кровью ком. Альбинос уже не понимал, где он и куда движется. Знал только, что назад нельзя.

Деревья вонзались голыми стволами в серое небо. То и дело с голых стволов срывался черный ворон или серый болотный ястреб и бесшумной тенью исчезал в чаще. Ноги увязали в бурой грязи, мягко колыхалась вокруг ряска, в шуршании камышей и осоки слышался шепот, как будто кто-то торопливо переговаривался на чуждом человеческому уху языке.

От боли под черепом небо казалось черным, а перед глазами мелькали светящиеся точки. Белый оступился и упал в жижу. Повернул голову. На прелом гнилом стволе серели мелкие грибочки на тоненьких ножках.

«Вдовий плащ», – всплыло в гудящей голове название. Грибница и вправду напоминала ветхую расползающуюся ткань из серой шерсти. Белый прикрыл глаза и облизнул губы. Вдовий плащ обладал галлюциногенными свойствами и был ядовит. Но в то же время мог придать сил, унять боль и убить болезнь в теле. Белый лежал и отчаянно пытался вспомнить – весной был ядовит вдовий плащ или осенью. От этого сейчас зависела его жизнь. Но вспомнить не удавалось. Альбинос посмотрел на низкое серое небо. В шепоте камышей слышалось убаюкивающее утешение. Хотелось спать, хотелось уйти от боли. Белый устал от нее. Он протянул руку, собрал с бревна серую осклизлую грибную массу и сунул в рот. Грибы лопались на языке, таяли во рту.

Потом снова поднял глаза на небо и стал ждать. Во рту противно горчило, но потом горечь сменилась холодящей сладостью. В шепоте осоки появилась мелодия, и Белый вдруг понял, что это песня, и даже разобрал слова:

« Иди, иди по болотной земле, навстречу осенним звездам, навстречу весенней любви, иди, иди по болотной земле, она ждет тебя, она нуждается в тебе, и ее косы сияют золотом, они мягкие, словно шелк, тонкие, словно серебряные нити паутины, и вся она – ласка и нежность ».

Небо слабо замерцало. Белый поднялся, не чувствуя тела. Все виделось отчетливым, как во сне. Он видел вглубь мягкой болотной земли: там, где в вязкой жиже заканчивались корни трав и деревьев, начиналась бездна, в которой качались застывшие тела мертвецов, а под ними, еще ниже в черную глубину, спали огромные черные бесформенные создания, спали и видели во сне его, Белого Ворона, стоящего над ними посреди ряски и поющих камышей.

Каркнул ворон с ветки, позвал за собой, распахивая крылья, разбрызгивающие тьму, и Белый пошел за ним сквозь болото, мертвый лес и ветер. Где-то мягко звучал барабан, то ли под землей, то ли в лесу, то ли в его голове.

Белый брел за вороном, глядя на смутные серые тени, таившиеся за каждым кустом. Это было их место, и они не любили, когда кто-то тревожил их жизнь, подсматривал за ними. Они очень хотели дотянуться до Белого своими мягкими полупрозрачными руками, погрузить его в черную болотную жижу, чтобы он опустился вниз, к мертвецам, колыхавшимся под сплетением трав и корней, мертвецам, чья плоть в плотной бурой грязи не гнила и не тлела. Но они, эти серые тени, боялись крика ворона, за которым шел Белый. Они вздрагивали и прятались за деревьями, безмолвно отступали.

Крик черной птицы отражался от деревьев, вибрировал черненым серебром, звенел сталью, как старый добрый меч, дрожал, и травы волнами расходились от него, стелясь по земле.

Белый шел, падая на колени и снова поднимаясь из грязи, и в вороньем крике слышал смех, ободрение и ритм. Они танцевали в лесу – человек и ворон, танцевали древний танец на болоте между мертвых деревьев, и серые тени подсматривали за ними, не смея приблизиться.

К танцу присоединились деревья, небо и ветер. Все кружилось, и барабан гремел в такт вороньему крику, и земля волновалась под ногами, тоже желая присоединиться к танцу. А потом Белый увидел, как среди серых туч появляются разгневанные туманные лица с развевающимися волосами, и ветры сошли с ума, и кипели вокруг, увлекая голые деревья в безумную пляску, и звучали рога и трещотки, и он смеялся, танцевал и хрипло пел по-вороньи, и черная птица несла его на своих крыльях…

…Белый очнулся в полной тьме. Открыл глаза, потом закрыл – никакой разницы. Но темнота была живой, холодной и очень, очень опасной. Там были существа – не те серые тени, которые ему смутно помнились, нет. Эти были гораздо опасней, гораздо черней и голодней. Они тихо смеялись шелестящим смехом, от которого Белого продирал мороз по коже. Они знали, что он проснулся и слышит их. Знали и придвигались в темноте все ближе, ближе, ближе.

Белый отполз назад и уперся спиной в твердый ствол поваленного дерева. Слепой, больной и беспомощный. Черная птица оставила его. Альбинос поднял перед собой руку, защищаясь от тьмы и голосов. Запястье обожгло болью. Он почувствовал, как пульсирует та странная царапина в виде птичьего следа, что он нашел у себя на коже. Она нестерпимо чесалась.

Шепот во тьме стал вязким, от него замерзли ноги и сдавило горло. Пот стекал на глаза, щипал их. Белый зажмурился и вскочил на ноги. В лицо и грудь ударил порыв ветра, так сильно, что он задохнулся. Вокруг стало пусто, в ушах свистел ветер, и сам он вертелся в воздухе.

Открыв глаза, он увидел качающиеся верхушки деревьев, так же отчетливо, как днем, даже еще ярче. Ветер рвал перья и крутил через голову. Белый судорожно махал – крыльями?! – и не мог понять, что происходит.

Тут крылья поймали ветер, и тот понес Белого над болотом – прочь, прочь, сквозь кипящие тучи. Влага оседала на белоснежных перьях, а внизу расстилались бесконечные трясины. Выше, выше, дальше, дальше, под грохот собственного сердца. Белый опьянел от полета, ветра и неба. Он открыл рот и закричал – пронзительный вороний крик разорвал тучи, отразился от неба и упал вниз, в болота…

…Белый снова очнулся. Он лежал на сырой земле лицом вниз, и сумка больно давила под ребра. Ворон сел и осмотрелся. Впереди блестело большое озеро, над которым кружили белые чайки. Голова болела, но только в том месте, где в нее ударил камень. Альбинос поднялся с песка, отряхнулся, как мог, поправил сумку и заковылял вперед, туда, где виднелись рыбачьи лодки.

– Эй! – крикнул он, отчаянно размахивая руками, чтобы привлечь внимание рыбака. – Что это за место? Я заблудился!

– Это Седое озеро, – донеслось в ответ. – А ты откуда тут взялся вообще?

– Помогите! – жалобно крикнул Белый, едва не рухнув обратно на колени в песок.

Он был в Озерной стране. Один, без денег и понимания, что делать дальше.