Анна Азимова - Город ведьмы [СИ]

— Она уже приходила ко мне раньше, мы еще жили в старом доме. Мари не видела ее, но я думаю, что это все из-за болезни. Обычно утром, перед самым рассветом она приходила и просто стояла около окна и всегда молчала. А сегодня…

— Сегодня что-то изменилось?

Люси кивнула.

— Она велела мне уходить, — девочка повернулась к Клоду и снова начала плакать. — Она тянула руки, будто хотела задушить! И кричала! И… и… глаза у нее были красные…

Клод интуитивным движением обнял девочку за плечи и прижал к себе, поглаживая по волосам другой рукой.

— Тише, милая, тише, — прошептал он. — Это просто страшный сон, я уверен. Просто кошмар. У меня тоже было такое.

Люси резко отпрянула и вперилась глазами в Клода, будто пыталась уличить во лжи.

— Ты тоже? Тоже видел ее? Честно?

— Честно, — кивнул Клод.

Люси заметно приободрилась и вытерла слезы со щеки. Клод улыбнулся в ответ и накрыл ее с головой одеялом.

— А теперь пора спать, — заявил он. — Могу побыть с тобой, пока не заснешь, хочешь?

— Хочу, — буркнула Люси, высунувшись из-под одеяла, и свернулась калачиком. Клод погладил ее по голове и встал, чтобы закрыть окно. Свежий ночной воздух обдувал лицо, но в нем еще ощущались морозные нотки. Клод смотрел в темноту, туда, где должно было быть пепелище. На секунду ему показалось, что там мелькают приветливые огни, как во вполне жилых домах, но еще миг спустя там ничего не было, кроме темноты.

Выходя из комнаты Люси, Клод постарался как можно бесшумнее закрыть за собой дверь, но это уже было ни к чему: девочка сладко спала. Пройдя пару шагов, он вдруг остановился, будто наткнулся на стену: ему в голову пришла странная мысль заглянуть в комнату Мари. Осторожно приоткрыв дверь, Клод заглянул внутрь: девушка крепко спала, как и ее сестра. Не было похоже, что ее разбудил крик Люси или сам призрак. Пожав плечами, Клод спустился вниз, но на кухне уже никого не было — только огарок свечи тускло освещал чистый стол.

Спать Клод не пошел, решив дождаться рассвета на кухне. Отчего-то ему хотелось ускользнуть из дома незамеченным, пока все спят. Он и сам плохо отдавал себе отчет в этом чувстве: то ли ему хотелось освободиться от хлопот с девочками, то ли его угнетало общество мрачного Абрама и тайна Лиса, связавшая их, то ли хотелось вернуться в город при свете дня и обнаружить, что вся встреча с доктором Мернье ему просто привиделась в дурном сне, а то ли он просто скучал по незатейливой работе портретиста. Первые лучи солнца застали Клода сидящим на одном из стульев около самого окна. Возле ног стоял открытый этюдник, а на коленях лежали наброски портрета Мари, зарисовки города и черновики вывески для булочника. Все его тело было напряжено, будто в ожидании удара. Но едва само светило показалось из-за горизонта, на кухне уже никого не было.

Бодрым шагом Клод шел к Тремоле, стараясь не сильно размахивать этюдником. Утро было тихое и ясное, и в душе расцветало почти забытое им ощущение радости, словно тревоги и страхи остались позади. Словно он шел навстречу иной, куда более счастливой жизни, а прошлое навсегда осталось где-то далеко позади. Легкой походкой он пересек мост и вошел в город, но стоило ему пройти пару домов, как сердце снова наполнилось беспокойством.

Только ступив на разноцветную брусчатку площади, Клод понял, что поселило в нем тревогу: город стал практически безлюден. Утро уже было в разгаре — самое время для череды повозок с товарами и продуктами на торговлю, но их не было. Не сновали туда-сюда босые мальчишки, не ругались торговцы, не перекликались приветливыми голосами мелодии дверных колокольчиков. Только старик-аккордеонист слегка клевал носом и наигрывал какую-то грустную сонную мелодию да из-за поворота появилась сгорбленная старуха, непривычно громко шаркающая через каждый шаг. Клод раньше никогда ее не видел и смотрел с интересом, как она медленно приближается к башне с часами. Повинуясь какому-то внезапному импульсу, будто его толкнули в спину, Клод поспешил к старухе.

— Доброе утро! — поздоровался он, не доходя до нее нескольких шагов.

Но вместо приветствия старуха испуганно оглянулась, заметила Клода и сначала замерла на месте, а потом начала медленно пятиться назад. Лицо ее исказилось то ли от муки, то ли от ужаса. Клод протянул к ней руку:

— Что с Вами? Я могу помочь?

Но старуха лишь испуганно замахала руками и стала пятиться еще быстрее.

— Что Вы делаете? — возмущенно спросил кто-то за спиной. Клод повернулся и увидел высокого юношу, которого пару раз замечал в лавке булочника.

— Я просто хотел помочь…

— Разве непонятно, что она боится… Ох! — шумно выдохнул юноша, вглядевшись в лицо Клода. — Быть не может…

И не говоря больше ни слова, он развернулся и пустился прочь. Клод смотрел ему вслед в недоумении, позабыв и про старуху, и про полусонного аккордеониста, и про причину своего визита в город этим утром. Обескураженный, он прошел через арку по направлению к рынку и замер: здесь ничего не было. Ни шумных продавцов, ни скрипучих телег, ни лотков с продуктами и тканями — ничего, даже мелкие лавки были закрыты наглухо. Большая площадь выглядела осиротевшей и опустошенной. Клод выронил свой этюдник и поспешил пройти обратно под арку, будто этот ритуал развеет какое-то темное колдовство. Но стоило ему выйти из-под тени свода, воздух вокруг наполнился ужасным скрежетом и дребезжанием. Клод зажал ладонями уши, но звуки лишь немного приглушились.

В панике он осматривал все вокруг, пока, наконец, не понял, что звуки исходили от часов на башне — они били пять. Пораженный Клод уставился на циферблат во все глаза — солнце уже высоко поднялось, сейчас никак не могло быть меньше девяти! Разве могут самые главные часы отстать на четыре часа?

Но додумать эту мысль ему не дали: откуда-то из глубины переулков навстречу ему стремилась чья-то фигура. Ее то и дело швыряло в сторону, пару раз она чуть не упала, но вот дома остались позади, и солнце осветило высокую фигуру женщины. Она полубезумными глазами озиралась по сторонам, как затравленный зверь, пытаясь найти убежище, но паника брала верх, и она продолжала бежать, пока не остановилась у самого подножия башни. На фоне белого кирпича ее темная фигура была больше похожа на тень. Что-то в ней притягивало и пугало Клода. Он сделал пару шагов к ней и замер, узнав в женщине Манон, жену больного, которого накануне они осматривали вместе с Густавом. Манон заломила руки и испустила истошный вопль.

— Помогите! — закричала она. — Эмиль!

Остальное было не разобрать, и вскоре слова перешли в один сплошной крик, от которого кровь леденела в жилах. Едва опомнившись, Клод поспешил к ней. То ли от страха, то ли так упала тень, но ему показалось, что руки Манон стремительно чернеют, а сама она медленно оседает на брусчатку, не переставая при этом кричать. В последний момент Клод подхватил ее на руки — она уже затихла, только тело била частая крупная дрожь. По щекам струился пот, а чернота уже разлилась по груди, подбиралась к горлу.