Стефани Бёрджис - Девочка-дракон с шоколадным сердцем [litres с оптимизированной обложкой]

Но каждую ночь, когда меня окружал пар от вечно поджаривающихся бобов какао, я закрывала глаза и представляла, что это дымное дыхание моих родных проплывает у меня над головой. Что это оно держит меня в тепле и безопасности, в моём новом, наполненном шоколадом доме. Иногда из глаз начинала капать влага, когда я вспоминала, как засыпала рядом с мамой и Яшмой, как их, такие родные чешуйчатые туловища сворачивались в клубочки рядом с моим. Иногда было достаточно просто представить их надёжное горячее дыхание на моей коже.

Шоколад наполнял мои сны, даже когда мне снилась моя семья. Иногда во сне вместе с Яшмой я ныряла за драгоценностями в нашу сокровищницу, чтобы посмотреть, кто первым наберёт их больше, но вместе с золотом и самоцветами находила горы сырых коричневых зёрен какао, в тридцать раз выше тех куч, что я каждый день крошила и раскатывала в жидкую пасту в кухне «Шоколадного сердца».

Временами мне снилось, как я лежу, свернувшись, и греюсь рядом с огромной золотисто-голубой спиной мамы. Она говорит со мной, и её твердые чешуйки вздымаются и опускаются прямо перед моей мордой. Однако вместо маминого голоса раздавался голос Марины, который повторял мне наставления, заученные мной несколько дней назад: «Перемалываешь зёрна до тех пор, пока они не превратятся в пасту, а потом продолжаешь просто раскатывать изо всех сил, пока не останется ни одной неровности, шероховатости или шершавости, ни одного комочка. В этом шоколадном доме нельзя останавливаться, пока не достигнешь совершенства».

Я никогда не прекращала работать, пока она не говорила, что пора, даже если я уже несколько часов подряд раскатывала пасту на горячем камне над печью. Мышцы в руках немели, их сводила судорога, а я всё катала железный валик взад и вперёд, вкладывая в эти движения всю свою силу, пока спина не уставала так, что закричала бы от боли, будь у неё голос.

Ну и пусть бы кричала . Всё, что меня волновало, – это горячая паста перед моими глазами, которая становилась всё мягче и податливее с каждым безжалостным проходом моего катка.

Когда Марина говорила «Хорошо, достаточно», меня переполняло такое счастье, как будто я наконец впервые сама взмыла в небо.

Выполнять следующий этап работы мне пока не доверяли. Марина сама выкладывала пасту в круглые формы, создавая куличики из шоколада. Им предстояло ждать целый месяц, прежде чем их используют в шоколадном доме. Но каждый день, проходя мимо шкафа, в котором хранились куличики из моей пасты, я обращалась к ним с молчаливой, но страстной просьбой: Держитесь! Станьте лучшими!

Я считала дни до тех пор, когда будет использован первый из них. Я надеялась, что Марина даст мне попробовать то, что получилось. Мне было важно самой узнать, какими они вышли.

Тем временем работы у меня было достаточно. Без дела я не сидела.

Над открытым огнем постоянно жарились какао-бобы, и следить за ними должна была именно я. Поначалу это были невзрачные бледные зёрна, которые ни на секунду не привлекли бы моего драконьего внимания, если бы их не вносили в шоколадный дом в мешках, с которыми мы обращались так почтительно, будто в них лежало золото. Как такие скучные и непримечательные на вид зёрна могли хранить секрет шоколада? Это было настоящее волшебство.

Я доставала их из горячей жаровни, когда они были готовы раскрыть свой секрет, как драконьи яйца, из которых вот-вот вылупится детёныш. Марина стояла рядом и наблюдала за каждым моим движением. Уже трижды я осторожно раскалывала их тонкую хрупкую внешнюю оболочку, чтобы очистить зёрна от шелухи. Одно неверное движение – и драгоценное зёрнышко будет разрушено, а шоколадная эссенция утрачена, будто её и не бывало. От одной этой мысли меня охватывала паника. Это всё равно, что из простой беспечности разбить алмазную диадему. Я была очень рада, что Марина стояла рядом и не позволила бы мне ошибиться.

Но в четвёртый раз, когда я подготавливала жареные зерна к лущению, Марина только подняла полоски шерсти над глазами – вернее, брови , – стоя в другом конце кухни, где выставляла ассортимент шоколадных кремов для утренних посетителей.

– Ну? – сказала она. – Чего ждешь? Начинай.

От испуга я секунду стояла неподвижно, но потом приступила к работе.

Начинать было так же страшно и интересно, как летать.

На седьмой день моей работы подмастерьем Хорст вошёл в кухню и ударил себя по лбу, застонав от ужаса.

– Марина!

– Что ещё? – Марина даже не потрудилась оторвать взгляд от котелка, в котором смешивала ингредиенты для своего особого шоколада чили. – Клиенты жалуются? Нас решил навестить сам король? Или ты пришёл, чтобы снова усложнить мне жизнь?

– Не тебе, – прошипел Хорст сквозь зубы. – Ей! – И указал на меня.

Я заморгала, продолжая обтачивать огромную белую сахарную голову. Её нужно было истолочь в мельчайшую пудру, чтобы она растворилась в вареве Марины, хотя это и была глыба почти двадцати сантиметров в длину.

– А что с ней? – спросила Марина. – В отличие от первого подмастерья она не катастрофа. Пока.

– Пока? – Он раздражённо присвистнул. – Ты заметила, что она работает здесь уже семь дней подряд? И я ни разу не видел, чтобы она брала послеполуденные отгулы.

Послеполуденные отгулы ? О чём он говорил? Нахмурившись, я посмотрела на него, продолжая толочь сахар.

Хорст снова взглянул на Марину, потом на меня и опять застонал, покачав головой.

– Каждый подмастерье, – сказал он, подняв вверх указательный палец, – раз в неделю получает послеполуденный отгул, по закону, а также два полных свободных дня в месяц. Забыла?

Марина добавила в котелок щепотку тёмно-красного порошка.

– Я её не держу. Если у неё есть дела поинтереснее, то…

Интереснее, чем шоколад? Не думаю . Я снова склонилась над сахарной головой, приступив к атаке с другой стороны.

– Послушай, – начал Хорст сквозь зубы. Потом остановился. – Как её зовут, твою помощницу?

Марина пожала плечами.

– Не знаю. Мы это не обсуждали.

– Не обсуждали?

– Как тебя зовут, девочка? – крикнула Марина.

На мгновение мои руки дрогнули, когда в памяти всплыли слова Силке: «Что, если мы будет называть тебя Евой? Простое обычное имя, безо всяких тайн».

Если в чем-то Силке и разбиралась, так это в людях и в отношениях с ними.

– Меня зовут…

Я сжала губы. Моя кожа вдруг стала горячей, и я словно ощутила на себе чешуйчатую ткань, лежавшую в шкафу в другом конце комнаты. Спрятанную, но не брошенную. Не забытую.

Есть вещи поважнее необходимости подстраиваться.

– Меня зовут Авантюрина, – твёрдо сказала я.

– Аван – что? Прости? – переспросил Хорст, нахмурившись.

– Авантюрина, – твёрдо повторила Марина. – Ты же слышал. А теперь – ты правда собираешься что-то нам сказать, или тебе просто надоело баловать богачей и вдруг захотелось посмотреть, как работают простые люди?