Вальтер Моэрс - Румо, или Чудеса в темноте

— Алхимиков! Люди этой профессии… эээ… скажем так, были учеными, склонными к творчеству, или, если угодно, творческими личностями с притязаниями на научность. Учеными мужами, докторами наук, а может, просто шарлатанами и авантюристами — кто их теперь разберет? В те времена один человек мог овладеть основами сразу всех научных знаний — ну, во всяком случае, алхимики так считали. Используя эти знания в самых невероятных сочетаниях и хитросплетениях, алхимики пытались открыть, к примеру, лекарство от всех болезней, формулу для получения редких металлов или эликсира бессмертия. Искали философский камень, вечный двигатель, источник молодости. Готовили мазь, позволявшую стать невидимым или неуязвимым для оружия. Варили сыр, пригодный для катания по нему на коньках.

В голове у Румо теперь отдавался не только шум волн, разбивавшихся о Чертовы скалы. Нескончаемый поток новых слов, которые произносил Смейк, проносился по извилинам мозга маленького вольпертингера, унося с собой все светлые мысли.

— Ну так вот, — неумолимо продолжал Смейк, — в лесу собрались алхимики, хирурги, часовщики и оружейники. Казалось бы, что общего могло быть у представителей этих четырех профессий? При обычных обстоятельствах — ничего. Но встретились они в Нурнийском лесу на поле брани, усеянном смертельно раненными воинами, на лесной прогалине, пропитанной кровью и заваленной отрубленными конечностями, оружием и искореженными доспехами.

Румо заерзал от нетерпения:

— А дальше?

— А дальше случилось что-то уж вовсе неслыханное. Все эти мастера, так мало похожие друг на друга, решили объединить навыки и инструменты, знания и приспособления и поскорее помочь несчастным. Кузнецы разжигали горны и раздували мехи, хирурги стерилизовали инструменты, часовщики полировали лупы и настраивали микроскопы, а алхимики разогревали таинственные жидкости в стеклянных колбах и помешивали травяные отвары в здоровенных котлах. Там, где еще недавно слышался лязг мечей и раздавались предсмертные крики, теперь клокотало расплавленное железо, свистели точильные круги, пыхтели кузнечные мехи и молоты стучали в такт. Мастера собрали отрубленные конечности, оружие и обломки доспехов в огромную кучу и стали тщательно сортировать. Сюда руки — туда ноги, сюда головы — туда шлемы, сюда колени — туда наколенники, ну, и так далее. Раны обработали и обезболили, на сломанные кости наложили шины, ну а кому-то помогли испустить дух без мучений. Мастера обменивались дельными советами и пожеланиями, учтиво передавая друг другу конечности и органы. То и дело затевались короткие, но конструктивные споры, и каждый раз простейший выход будто напрашивался сам собой. Тончайшие медные трубки соединили с артериями, мышцы нарастили проволокой, сухожилия — кожаными ремнями, а нервы — шелковыми нитками. Из топоров вышли руки, из увеличительных стекол — глаза, из молотков — ноги. Сломанный позвоночник? Заменим пружиной от напольных часов! Вместо ушей — рупор, вместо настоящего языка — язык от колокола.

Румо невольно пошевелил языком.

— Алхимикам то и дело требовалось расплавленное серебро, хирургам — тончайшие скальпели, механикам — клапаны для железных сердец, часовщикам — золотые пружины. Подмастерья спешили исполнять приказания.

Зубы заменяли кастетами, мозги — часовыми механизмами, печень и почки — губками и кусками ткани, легкие — кузнечными мехами, нервы — проволокой, кровь — ртутью. Отвары из трав стали жизненными соками, шлемы с забралами — черепами, железные перчатки, начиненные затейливыми механизмами, — руками. Нет носа — приладим кран от бочки! Отрезали палец — заменим складным ножом! Где прежде билось сердце, теперь — паровой насос! Еще ни один хирург не заменял артерию медной трубкой, ни один алхимик не работал бок о бок с механиком, а механику отродясь не приходилось орудовать пинцетом и клочком ваты. Лишь безумному стечению обстоятельств, удивительному всплеску творческой энергии, невероятному сочетанию науки, искусства и ремесла, а также знаниям, воображению и ловкости обязана армия медных болванов своим появлением.

Смейк опять глубоко вздохнул.

— И вот стихли последние удары молотов, погасли горны, эликсиры были израсходованы, и на прогалине Нурнийского леса засверкало металлом новое войско. Тогда было модно украшать доспехи и оружие богатым медным орнаментом, и создатели не пожалели этого блестящего красноватого металла на свое детище. Так и родилось название «медные болваны».

— Ух, — выпалил Румо.

— Но войско не двигалось. Солдаты стояли на месте, будто статуи. Часовщики шептались. Хирурги шушукались. Механики переругивались. Тут вперед вышел алхимик по имени Цольтеп Цаан и заявил:

— Армия и с места не сдвинется, если некому отдавать приказы — так уж у солдат заведено. Им нужен главнокомандующий. — И Цаан указал на остатки доспехов, рук, ног, орудий и прочего мусора, которым так и не нашлось применения.

— Соберем из этих остатков главнокомандующего — генерала медных болванов! А вместо сердца, мозгов и души я вложу в него цамомин — я тут прихватил кусочек.

— Самомим? — переспросил Румо.

— Цамомин! Редчайшее вещество в Цамонии! Говорят, оно не просто наделено разумом, но даже немного свихнулось! Я же предупреждал: это безумнейшая из историй!

Румо попытался запомнить слово «цамомин», но оно сорвалось, как рыба с крючка.

— Остаток ночи доктора, алхимики и мастеровые провели за работой. Честолюбие велело им найти применение самому последнему шурупчику, самой крохотной пружинке, самой ничтожной шестеренке. Детище их росло, становилось все затейливее.

Последний штрих: Цольтеп Цаан поместил внутрь последнего медного болвана кусочек цамомина. Алхимик проделал это с большой шумихой, накинув покрывало, чтобы никто не видел, куда именно он поместил вещество. Итак, последний воин готов. Сделав шаг назад, мастера оглядели свою работу. Главнокомандующий оказался вдвое выше остальных медных болванов и выглядел устрашающе. Вот железное чудище подняло голову, раскрыло пасть, и оттуда раздался металлический голос, перебивавшийся тиканьем часов:

— Мы созданы [тик] для того, чтобы [так] убивать! Мы [тик] медные [так] болваны!

Тут главнокомандующий ударил себя кулаком в грудь, и остальные воины стали повторять за ним, снова и снова. Гул разнесся по всему Нурнийскому лесу, и птицы с громким карканьем поднялись в воздух. А солдаты повторяли:

— Мы медные болваны! Мы медные болваны!

Предводитель поднял руку, приказывая войску замолчать. Солдаты повиновались. А он проревел: