Андрей Егоров - Стерпор

Успокаивалась она медленно… Очень медленно… Первым проявлением того, что со смертью негодяя брата она смирилась, было то, что мои поцелуи больше не оставались безответными…

Потом она решила угостить меня отваром мяты. И хотя я гораздо в большей степени любил светлый эль, на отвар я тоже был согласен. Мы сидели за столом рядом и пили горячий успокоительный отвар. Я любовался ее красотой, никак не мог наглядеться на удивительно красивое лицо, рассыпавшиеся по плечам волосы, выражение ее глаз.

– Что ты делаешь в Стерпоре? – спросила она. – Ты задавал мне такой вопрос, вот и я хочу знать…

– Ну, я приехал сюда по делам, знаешь, у меня всегда много государственных дел, урегулирование конфликтов, вырубка лесов, распоясавшиеся маги и многое-многое другое. Могу я спросить, чем ты была так расстроена, когда я увидел тебя впервые?

– Расстроена? – удивилась она.

– Ну да, ты шла, не различая дороги…

– Ах, это, я заходила в лавку ювелира. Увидела там удивительный серебряный браслет. Но он стоил очень дорого. Ну и я сильно расстроилась, потому что не могу себе позволить его купить.

– Что? Из-за браслета? – не поверил я собственным ушам. – Ты шла, смотрела в мостовую и плакала из-за браслета? А я-то предположил, что с красоткой случилось нечто ужасное.

– Из-за браслета, – кивнула она и тут же улыбнулась, – но сейчас все это уже в прошлом… Я вычеркнула его из памяти. А где ты остановился? – поинтересовалась она.

Я замялся, покраснел, начал что-то бормотать и кашлять:

– Ну, в общем… мы тут… неподалеку…

– Понятно, – протянула она, – не хочешь, чтобы я знала, где ты живешь…

– А ты думала когда-нибудь о своем будущем? – попытался я перевести разговор на другую тему.

– Пытаешься перевести разговор на другую тему? – спросила она. – Так где же ты все-таки остановился? Что, в каком-нибудь притоне?

Я сразу понял, что проницательности ей не занимать.

– Что?! В притоне?! – Я принял нарочито оскорбленный вид. – Вовсе нет, просто я, понимаешь ли, сейчас скрываюсь, ну и мне не хотелось бы выдавать место моего пребывания…

– Ты не можешь сказать МНЕ? – Она надула губки, при этом вид у нее стал настолько прелестный, что сердце мое оглушительно заколотилось в груди.

– Нас могут подслушивать.

– Здесь? – Она удивленно подняла вверх бровки.

– Даже здесь, – я важно кивнул, – у Зильбера Ретца везде соглядатаи…

… Я почти не покривил душой. По городу действительно рыскали сыщики, состоящие на королевской службе. Я призывал Кара Варнана и Ламаса быть предельно осторожными, несмотря на то что сам впоследствии нередко подавал им отрицательный пример. Почти каждый день я отправлялся на очередное свидание со своей возлюбленной Рошель де Зева. Порой я шел к ней при свете дня, презрев все правила безопасности, иногда в лунные, светлые ночи. Пару раз меня даже преследовал патруль, но догнать меня они не смогли, я запутал следы, затерялся в извилистых улочках Стерпора – с помощью моих новых преступных друзей я уже успел порядком освоиться в городе.

В один из дней я купил прекрасной Рошель браслет, о котором она мечтала и горевала, что не может его себе позволить. Надо было видеть ее лицо, когда на моей раскрытой ладони оказалась прелестная серебряная вещица. Глаза девушки расширились, и она кинулась мне на шею: «Боже мой, как же я люблю тебя, Дарт! Как же я тебя люблю!» В сущности, ее так просто было порадовать. Никогда я не был так счастлив, как в тот короткий период времени, когда крался по враждебному городу к ней, чтобы оказаться рядом, вдыхать ее бесподобный запах, ласкать роскошное тело, целовать сладкие губы и самому упиваться необыкновенной страстью…

В отличие от меня Ламас предпочитал совсем не выходить из притона мадам Клико. Все больше времени он проводил в постели с находящимися там красотками. Радости любовных утех, к которым колдун, несмотря на преклонный возраст, оказался весьма расположен, не сделали его менее целеустремленным. Ламас постоянно донимал меня разговорами о том, что при первой же возможности нам надо покинуть Стерпор. Небеса-де говорят ему, что нам все равно в ближайшее время придется отправиться на юг и что у него имеется предчувствие, что мое восхождение к власти начнется именно оттуда.

Но меня сейчас заботили дела совершенно другого толка, далекие от государственных. Я пребывал в состоянии счастливого небытия, купался в волнах любви, я был безумен от счастья, меня обуревала страсть, любовь дарила мне постоянное беспокойство и ни с чем не сравнимое удовольствие обладания любимой. Я предвкушал только одно мгновение: я стучу в дверь, она распахивается, прекрасная Рошель обнимает меня, и наши губы сливаются в поцелуе.

– А почему бы тебе не превратиться в паучка и бежать, бежать? – поинтересовался я как-то у Ламаса, который снова завел разговор о том, что город пора покинуть.

– Отлично, милорд! – ответил Ламас. – Просто отлично.

В его устах «отлично» прозвучало так, словно он выкрикивал ругательство. Ненависть к паукам вовсе не оставила его, со временем эти насекомые превратились для него в настоящую фобию. Я часто думал о том, что случай, когда нас чуть было не казнили в паучьем царстве, сильно повлиял на его и так не слишком здоровое мировосприятие…

Кар Варнан тоже почти не выходил. В число его любимых занятий с недавнего времени входило пересчитывание золотых монет, вырученных за часть украденных из лаборатории темных заклинателей вещей. С моего согласия он предпринял визит к местному кузнецу, который за хорошую плату выковал Варнану двуручный меч. Кар остался весьма доволен новым оружием, сказал, что оно ничуть не хуже старого, хотя я, несколько раз взмахнув им, не заметил ни идеальной балансировки, ни каких-либо иных качеств, отличающих хороший меч от плохого. Наверное, Варнану было почти все равно, чем размахивать в драке, в каждый удар он вкладывал столько силы, что о балансировке речь не шла. Если быть действительно точным в формулировках, он орудовал мечом, как дубиной, при этом, по необъяснимым причинам, достигал редкого успеха. Наверное, с годами разработал собственную, неведомую для меня, отличного фехтовальщика, методу боя на мечах…

В городе, да и, похоже, во всем королевстве, власть предержащие разослали глашатаев, которые сообщали, что я – какая подлость! – незаконный отпрыск королевской семьи, опасный мятежник и самозванец, рвущийся к власти всеми доступными способами. При встрече со мной кому бы то ни было рекомендовалось меня немедленно убить, а голову принести во дворец, за нее Алкес назначил награду, впрочем, сумму я приводить не буду, потому что тогда она еще была в высшей степени смехотворна. Между прочим, за такую во всех отношениях выдающуюся личность братец мог бы с самого начала назначить побольше. Но пожадничал, за что со временем и поплатился.