Тереза Тур - Она написала любовь

— Успокоительного?

Фульд предложил барону лекарство скорее из вежливости и желания хоть как-то отвлечь его от грустных мыслей. Надежды на то, что друг согласится, не было никакой. Слишком хорошо он его знал. Однако, вопреки ожиданиям, Эрик послушно кивнул.

Король и придворный доктор переглянулись. Фон Гиндельберг добровольно соглашался принять лекарство. Это уже не просто настораживало. Это откровенно пугало!

— Ну, что вас так гнетет?! — не выдержал король. — В крайнем случае мы прикажем всем придворным читать книгу баронессы и давать самые что ни на есть восторженные отзывы везде, где только возможно. Есть еще столичный гарнизон. Командир прикажет — им тоже очень понравится. Организуем госзакупку в библиотеки страны. Наконец, просто скупим весь тираж! Сколько его там?

— Не знаю.

Канцлер решительно взял микстуру, которую доктор вытащил из саквояжа. И… просто выпил. Залпом.

— Как называется книга? — продолжил допрашивать король, бросая все более обеспокоенные взгляды на Фульда.

— Книга? Название… Я… не знаю.

Барон вдруг осознал, что действительно не знает. Он читал. Правда, выборочно, когда Агате хотелось с ним что-то обсудить. Консультировал по некоторым моментам. Но… он ни разу не спрашивал, как она назовет свой роман! А она… не говорила…

— Хорошо. А под каким псевдонимом издалась ваша супруга?

— Под женским.

— А конкретно? Хотя… Женский псевдоним будет все равно один… Так Довольно! — принял решение его величество. — Вызовите моего секретаря! Я приказываю…

— Ваше величество! Нет, — склонил голову канцлер. — Я не могу. Я обещал не вмешиваться.

— Очень глупо с вашей стороны, Гиндельберг. Советую вам больше никогда не обещать жене ничего подобного. Но даже если и так. Вы совершили ошибку, но я-то ничего не обещал!

— Агата все равно узнает. И… нет. Не надо.

— То есть вы все эти три месяца… — Фульд с сочувствием посмотрел на барона.

— Не вмешиваюсь, — печально кивнул канцлер. — Это… тяжело. Особенно когда все окружающие принимают столь активное участие. Даже солдатам жена позволила вложить деньги в издание! Она все время что-то рассказывает Эльзе! Грон, как мне кажется, тоже в курсе. А я…

Доктор кивнул. Последнее время Фульд так часто ужинал у Гиндельбергов, что вполне понимал, о чем идет речь. Баронесса обладала очень сильным характером и, если принять во внимание тот факт, что муж души в ней не чаял, могла добиться практически всего. Ей удалось не только превратить неуютный, холодный фамильный особняк Гиндельбергов в теплый, гостеприимный дом, но и добиться тихой свадьбы в скромном семейном кругу в присутствии короля! Эта женщина делала невозможное одной лишь искренней улыбкой, и хотя Фульд сопереживал барону, внутренне он почему-то был уверен в том, что писательницу ждет успех.

Доктор так задумался, что уронил десертную ложку. Испачкав белоснежную скатерть шоколадным кремом, она с громким звоном запрыгала по мрамору…

Грон, до этого момента сладко спящий возле камина, резко поднял голову. Пес смутился. Надо же — заснул. Немудрено. Под видом острой необходимости сопроводить хозяина во дворец, он просто сбежал из дома с одной лишь целью — подремать в Ореховой гостиной, пока будут пить чай. Еще бы! Никто не прыгал, не теребил за уши острыми нахальными зубками. И — тихо! Щенки — это, без сомнения, чудесно! И он — самый счастливый отец во всем Отторне. Но… как же хочется спать…

— Мне кажется, вы зря нагнетаете ситуацию. — Король шепнул что-то слуге и продолжил: — Если вы помните, мы приструнили этого… как его там…

— Фон Бикка, — прошелестел канцлер побелевшими губами.

Фульд и Карл снова переглянулись. Ситуация не улучшалась несмотря на то, что они оба прикладывали к этому все возможные усилия! Если их уговоры не помогают, то успокоительное должно же подействовать!

Принесли коньяк. Канцлер выпил.

— Я, между прочим, крайне благодарен баронессе, что она своей деятельностью помогла вскрыть эту проблему. Малый издательский бизнес был задушен, что очень невыгодно экономически. Поэтому готов…

— Нет! — Канцлер выпил еще. — Нет, ваше величество! Мы ничего. Слышите? Ничего не будем делать! Я обещал…

Грон слушал вполуха. Сон уже не шел. Жаль. Такая прекрасная возможность подремать… Что касается книги, то тут хозяин нервничает совершенно напрасно! Она не может не понравиться, разве что с серым котом в финале — явный перебор, с его точки зрения. Нет, ну была бы собака — ладно. А это… шипящее недоразумение! И зачем?! Хорошо хоть в продолжении, которое уже пишет хозяйка, появилась новая героиня — валльская пастушья. Хотя опять же — почему не низерцвейг? Люди…

Вытянув лапы, пес уже собирался вновь прикрыть глаза, как вдруг король громко произнес:

— Все, господин канцлер! На вас невозможно смотреть без слез! Идите в магазин и лично во всем убедитесь. В конце концов, купить одну книгу вы право имеете?

— Конечно! — тут же оживился господин барон.

— В любом случае это надо отметить, — поддержал Фульд.

— Агата готовится, — вздохнул Эрик, — мы ждем вас вечером к себе.

— Все! Никакого уныния! Идите! — И его величество решительно зачерпнул варенья из вазочки (все-таки по последним исследованиям в области психиатрии…)

Барон фон Гиндельберг вышел из дворца и так выразительно посмотрел на парня в многоугольной фуражке, что тому пришлось-таки временно отказаться от исполнения своих обязанностей, дабы ни много ни мало сохранить себе жизнь…

Канцлер решил пройтись. С одной стороны — стояла прекрасная погода, с другой — он не хотел пугать окружающих королевским экипажем. Решил, что явится в книжный магазин инкогнито.

Конец марта. Лаутгард проснулся от зимней спячки, от снегопадов, что в этом году, казалось, никогда не закончатся. Синее небо, яркое солнце! А в душе — тревожный холодок…

Грон бросал на хозяина укоризненные взгляды.

«Хорошо Фульд влил в него успокоительного. А то не ровен час беднягу хватит инфаркт! А это еще что? — Пес принюхался, чихнув от солнца. — Коньяк? И когда успел? Пока я спал, наверное. Вот к чему такие терзания? Можно было еще поспать… Станешь отцом, я на тебя посмотрю. Будем вместе сбегать во дворец».

— Подожди здесь. Я ненадолго.

«В обморок только не упади». — Пес зевнул и улегся в тени.

— Мама! Смотри! Низерцвейг! Можно, я поглажу? — Маленький мальчик потянулся к собаке, но раскрасневшаяся дама с силой дернула ребенка к себе.

— Йозеф, не сейчас! Скорее, пропустим запись!

— Простите, вы тоже записаны? На Эльзу Грон? — обогнала ее пожилая женщина, прижимая к себе литтл-херригана.

Песик хрипел и задыхался, тявкая на дремлющего в тени низерцвейга. Эрику показалось, что дама произнесла что-то смутно знакомое, но решил, что ему послышалось. Грон сделал вид, что спит, пряча улыбку в черную бороду.