Алиса Акай - История одного ужина [СИ]

— Может это существо и мыслящее, но беседовать с ним — сущее наказание. Настоящий молчун.

— Он не хочет свидетельствовать против знакомых ему людей. Разве это желание уберечь от опасности человека — не свидетельство того, что его церебрус работает корректно?

— Кроме этой мотивации могут быть и другие, но ты как обычно оцениваешь факты по форме — по тому, насколько легко они закрепляются в твоей теории.

— В ней пока не хватает одного, самого важного факта, — я всматривалась в поверхность вина, точно там мог плавать ответ. Но ответы в вине мог находить только Христофор. — Я не могу понять, кто и как отравил Иоганеса. Каждый из трех отлучался. У каждого была возможность попасть на кухню, пока Ланселот сервирует блюда в обеденной, и подсыпать отраву. Ее не обязательно было даже подсыпать в тарелку Иоганеса. Покойник из специй предпочитал нашараби, об этом знали все, значит можно было подсыпать крысиный яд в склянку со приправой. Но почему тогда следы яда оказались на руке Ланселота?.. Этого я не могу понять.

— Почему бы не предположить, что убийц было несколько и действовали они по договоренности? — предположил Христофор.

— То есть Макелла и Евгеник заодно?

Христофор поморщился.

— Я не это имел в виду. Что если убийца договорился с сервом?

— Не представляю этого.

— Он каким-то образом приказал серву подсыпать отраву.

— Это невозможно. Мы уже думали об этом. Ланселот не принимает приказов от посторонних. То есть это исключено.

— Однако охотно выполняет просьбы…

— Но не просьбы об убийстве, — парировала я отчаянно.

Чувство усталости, притупленное вином, снова дало о себе знать. Стали слипаться глаза. Когда в последний раз я спала? Кажется, это было давно. Христофор понимающе улыбнулся.

— Таис, ступайте спать. Комната для гостей свободна и даже прибрана, оставайтесь здесь. Ни к чему ехать домой в столь поздний час. Если чувствуете себя достаточно сильной, можете разделить со мной поздний ужин. Ах, если бы вы знали, как Ланселот готовит креветок под соусом! Последний раз что-то подобное я ел в пятьдесят третьем году в Нормандии…

Христофор подцепил вилкой какой-то сочный кусок, отправил его в рот и, блаженно закрыв глаза, продекламировал:

— Что? — не поняла я. Какая-то непонятная мысль крохотной юркой змейкой шмыгнула в моей голове, оставив щекочущее ощущение близости к чему-то важному. Стерлядь?.. Нет. Стоп.

Христофор с беспокойством посмотрел на меня.

— Таис, вы в порядке?

Нет, я определенно не была в порядке. Точнее, порядка не было в моих мыслях.

— Да, конечно. Задумалась, — сказала я автоматически. — А что вы сейчас прочитали?

— Я-то? Кхм… Державина изволил декламировать, «Приглашение к обеду», если память не изменяет. Да что с вами такое? Не любите стихи? Так и скажите, обязуюсь в дальнейшем не… Таис!

Наверно, так себя чувствуют оглушенные палицей по затылку. Чудовищный удар, от которого темнеет перед глазами — и вслед за ним звенящая серая тишина.

Стихи!

Они читали стихи. И Макелла и Евгеник и… И Иоганес. Мысли, которых только что не было вовсе, вдруг затрещали со всех сторон потревоженными сонными птицами. Иоганес не помнил стихов и оттого прочитал стих из тетради… Тетради Макеллы! Стих, который частично запомнил Евгеник, но отчего-то вовсе не запомнил серв. Серв с исключительно хорошей памятью. Тот самый серв, из руководства к которому кто-то вырвал несколько листков. Тот самый серв, на руке которого отчего-то обнаружились следы яда.

Я бессильно опустилась на стул, с которого несколько секунд назад вскочила.

— Я… Я кажется нашла. О дьявол.

Христофор погрозил мне пальцем:

— Девушке вроде вас не к лицу сквернословить как старому флибустьеру Ласкарису. Да полноте, что с вами? Вы побледнели. Рому?

— Н-нет…

Внезапно все стало ясно. Как будто рябь перед глазами рассеялась без следа, оставив кристально-чистое глубокое изображение. И на смену беспокойным моим мятущимся мыслям пришло спокойствие, огромное ледяное спокойствие, незыблемое как горный ледник, спокойствие человека, который наконец все понял и все сообразил. Пусть даже и слишком поздно.

— Не надо рому. Мне нужен телевокс.

— Вот как? И кому же вы собрались телевоксировать в столь поздний час, если не секрет?

В этот раз я уверенно встретила взгляд старого Ласкариса.

— Двум людям. Господам Димитрию Макелле и Михаилу Евгенику.

Христофор потер подбородок.

— Срок нашего уговора истекает завтра, да я и не уверен, что они явятся за своим сервом столь поздно. Посудите сами…

— Я собираюсь их позвать не для этого. Более того, я полагаю, что Ланселот останется с нами еще надолго.

— Таис?

— Он судя по всему действительно превосходный повар. И он совершенно неприхотлив, да и жалованья не требует. Пусть он не выполняет приказы, у нас тут вообще редко кто их выполняет, а с ним всегда можно найти общий язык. Мне кажется, нам всегда не хватало повара. И, может, хоть он наконец наведет в этом доме какой-то порядок!

Господа Макелла и Евгеник явились одновременно, да оно и не удивительно. Я караулила у окна, поэтому сразу заметила, как у наших ворот останавливается спиритоцикл. На этот раз это был не неуклюжий грузовой «Орихалкум», а новенький двухместный «Эго-Вектиари», бесшумный и элегантный, как и все современные вещи. Я видела, как из него выбрались два человека и, помедлив, отправились ко входу.

— Все в порядке, — сказала я Марку. — Они приехали вдвоем, как и условлено. Но далеко свой револьвер не откладывайте.

Марк пожал плечами. Револьвер он извлекать из кобуры даже не собирался.

— Когда какая-нибудь конторская крыса успеет застрелить меня прежде, чем выстрелю я сам, это будет хорошим…

Закончить он не успел — в дверь постучали. Негромко, но уверенно, властно. Так не станет стучать человек, чья нервы расшатаны, которого вызвали среди ночи при помощи многозначительных намеков и замаскированных угроз. Так станет стучать только человек решительный, уверенный в себе. «И привыкший решать свои проблемы столь же решительно и уверенно,» — пробормотала я мысленно, глядя на дверь.

Христофор по-прежнему восседал за столом. Он успел прикончить ужин и допить бутылку вина, но не выглядел ни сытым, ни пьяным. Откинувшись на спинку стула, он щелкал костяшками пальцев и едва заметно улыбался.

— Предчувствую славную беседу, — сказал он мне, когда я шагнула к двери. — Но будьте осторожны. Эти люди могут стереть нас в порошок и даже сами того не заметить.