Ольга Михайлова - Оборотни Митрофаньевского погоста

- А что это изменит? - спросил Корвин-Коссаковский, - в вас невероятная сила духа, и дана она вам промыслительно. Вы не смогли убить упыря в себе, а стали губить души. Вы - убийца. Да и упырь тоже. Только что не тот, кого я ищу... Но если таков человек, Господи, - пробормотал он почти про себя, - то каким же будет бес?

На скулах Сабурова заходили желваки, но он ничего не ответил, и Корвин-Коссаковский в безмолвии пошёл к выходу. Он ни на минуту не задержался у двери, при этом чувствуя в душе полнейшую опустошённость. Его усилия в который раз показались ему пустыми и бессмысленными, все члены сковала вялая слабость, он с трудом спустился по лестнице, цепляясь и временами повисая на перилах. В глазах было темно, он почти ощупью нашёл входные двери.

Холодный ноябрьский вечер веял морозом. Обернулся Корвин-Коссаковский внизу, уже у кареты.

Сабуров стоял у парадного входа и молча смотрел на него. Он вызывал в Арсении и жалость, и брезгливость. Корвин-Коссаковский сел в карету, велел было ехать к Палецким. Но тут снова изумился. Сабуров подошёл к экипажу и остановился у двери. Теперь он поразил Корвин-Коссаковского. На лице его была спокойная улыбка, лёгкая и очень ему шедшая. Он казался ожившим ангелом с фрески Рафаэля.

- Насчёт вашего давешнего упрёка. Девица стала моей любовницей, тут я, конечно, негодяй. Но не сделай я этого, я всё равно оказался бы негодяем, Арсений Вениаминович. Так она выбросилась из окна, а пошли я её, как хотел, к чёрту, вы бы её из Невы к утру выловили. Не в упырях тут дело, господин Корвин-Коссаковский, поверьте. От иных таких пиявок, как ваша племянница, и упырям впору спасаться... - Сабуров почти хохотал. Глаза его искрились смарагдовым блеском.

Корвин-Коссаковский понимал, что Сабуров мстит ему за унижение, но не мог и не признать, что аргумент Аристарх Андреевич нашёл убийственный - потому-то и хохотал, подлец. Но убийственность аргумента - не есть его полная истинность. Да, влюблённая дурочка могла совершить глупость, не получи она желаемого. Но она совершила её, до конца поняв, что её Прекрасный Принц - простой выродок, хуже любой нежити.

Однако, несмотря на жуть состоявшегося объяснения, Корвин-Коссаковский поверил Аристарху Сабурову. Поверил и в исповеди, и в том признании, что Сабуров вовсе не инкуб. А стало быть, инкуба он просмотрел. Просмотрел и всех остальных.

Но что толку было гоняться за упырями, когда люди были куда хуже любых упырей, или уж, по крайней мере, вполне способны с ними потягаться? Сабуров был не упырь, не мертвец, ни инкуб, но оборотень-волкодлак, шутя перегрызший глотку жертвы, даже абсолютно не имея аппетита. Вампиру Цецилию-то хоть подлинно есть надо, а этому-то, этому-то что надо было?

Воистину впору дьяволу ужаснуться своему ничтожеству перед ликом человеческим.

Корвин-Коссаковский не находил оправданий Сабурову. Дьявольски умный, он прекрасно различал добро и зло и, значит, творил зло осмысленно. Не мог он не понимать и слабости своей жертвы, и её недалёкости. Она была ему не нужна, но он хладнокровно воспользовался моментом - ради пустого разврата, ибо не мог не понимать, что девица влюблена в него. Ведь что есть разврат в глубоком смысле этого слова? Тайна разъединения душ при слиянии тел, тайна небытия. Сабуров не любил, но хладнокровно допустил слияние тел. И в самом деле наслаждался гибелью своей жертвы.

Покоробили Арсения и походя оброненные Сабуровым слова. 'Я привлекаю не женщин, а подлинно пиявок, девиц, обделённых в детстве родительской любовью, каких-то полупомешанных страстных дурочек. Это не женщины, это бездонные бочки, жажду любви которых никто не в состоянии утолить, и измученный их постоянными требованиями любви и ревностью, терплю их из последних сил...'

Неужели он прав, и так значима родительская любовь? Да, девочки - обе - подлинно были обделены ею, совсем не знали её, не чувствовали. Неужели от этого сформировались такие души - не умеющие дарить любовь, но страстные и подлинно жаждущие любви - истинные пиявки, вампиры страсти?

Но если Сабуров - человек, стало быть Клодий - Критский? Корвин-Коссаковский влетел во двор Палецких, едва не забыв расплатиться с извозчиком - и ринулся вверх по лестнице. Он молил Бога, чтобы к девице не вернулась прежняя болезнь, или не случилось какой иной напасти, и, заметив Нину в столовой, вздохнул с видимым облегчением. Девица была по-прежнему спокойна, она молча сидела у окна, глядя на оголённые ветви клёна.

Однако, заметив Корвин-Коссаковского, к нему поспешила сестра

- Арсик, что у нас было... - Глаза Марии Вениаминовны чуть запали от бессонницы,- я спала в спальне с Ниной, как ты сказал. Так среди ночи из камина полено вдруг выпало, горящее, я подскочила, да обратно его. А с чего ему выпадать-то? Потом портьера подниматься начала, а окно закрыто, и ветра не было... Тут я Иринку крикнула, та святой воды принесла, окропили занавеску с молитвой, так утихло всё...

Ирина стояла рядом, явно перепуганная, с остановившимися глазами.

- Это он... - тихо и отрешённо пробормотала Нина. - Это он приходил. За мной.

- Критский? - сыграл ва-банк Корвин-Коссаковский.

- Он не Критский, просто навь.

- Это он тебе амулет на шею повесил?

Нина наморщила лоб.

- Амулет? А... да. Сказал, в знак любви. Но он обманул, он не живой.

Корвин-Коссаковский вздохнул. Что же, он всё же был недалёк от истины. Клодий Сакрилегус, приняв вид красавца Александра Критского, покорил на балу у графини Нирод сердце девицы и подарил её колдовской амулет. С того дня девушка, и без того сомнамбула, становится управляемой инкубом. Но что произошло у Любомирского? Почему девица вдруг увидела во время спиритического сеанса мертвецов? Этого он по-прежнему не понимал.

- А на сеансе спиритическом мертвец был кто? Энгельгардт? Грейг? Ратиев?

Нина, не отрывая глаз от окна, покачала головой.

- Нет, он просто у двери стоял, не входил. У него вместо лица - череп. А этот тайный ухажёр её - его нет, зря Настёна не поверила мне. Он по душу её пришёл, не жених он. А мертвец просто ушёл, он на часы поглядел и ушёл.

Корвин-Коссаковский растерялся, попробовав прояснить все снова.

- А звали-то мертвеца как?

- Не знаю, он же мёртвый, да только разодет франтом, часы с бриллиантами...

Корвин-Коссаковский кивнул. Конечно. Но кто мог стоять у двери и не заходить? Кого не было у Любомирского? И зачем он заглядывал? Но этого бедняжка явно не знала.

Арсений, снова распорядившись беречь девицу, как зеницу ока, никого не принимать и на порог не пускать, и поехал домой, но по пути заехал к старому знакомому - Николаю Измайлову, полиглоту и коллекционеру антиквариата. Показал ему медальон. Старик долго разглядывал безделушку под лампой в лупу, потом полез за каким-то каталогом, водрузил на нос круглые очки в золотой оправе, долго рылся в книге, переворачивая листы, и наконец заговорил: