Ольга Михайлова - Оборотни Митрофаньевского погоста

- Верно, сказал, - кивнул головой Сабуров, - и добавил, 'если он не подлец'. Но я - подлец, вам же об этом говорили. - Он улыбнулся, - однако не нежить, поверьте.

Арсений странно посмотрел на Аристарха Сабурова - точно впервые видел. Как может человек творить подлости, признавать это - и жить? Сабуров же, заметив его взгляд, неожиданно рассмеялся, низким, немного утробным голосом, от которого Арсению стало страшно, и он снова подумал, что, несмотря на все уверения это человека, по-прежнему считает его упырём.

Сабуров сел, закинул ногу на ногу, несколько минут смотрел в огонь камина, потом заговорил:

- Ладно, не собирался я исповедоваться, но расскажу. Просто, чтобы вы поняли. Началось это в тот самый день, когда отец уволил мою гувернантку Натали. Он обвинил её в том, что она меня, отрока, совратила. - Сабуров усмехнулся. - Отец ошибся. Это я её совратил. Ничего ещё не умея и не зная, я влёкся к женщине и уже тогда - добивался своего. Я ловко прикинулся жертвой - и её отослали...- Он умолк.

- Куда? - мрачно уточнил Корвин-Коссаковский.

Сабуров поднял на него искрящиеся смарагдом глаза.

- Понятия не имею. Я забыл о ней раньше, чем ей велели собирать вещи. Сегодня, напрягая память, я не могу вспомнить её лица. И так потом было всегда. Я никогда не мог вспомнить их лиц, хотя запоминал все изгибы тела.

- И ни в одной не увидели человека? - Корвин-Коссаковский удивился.

- Нет. Скажу по чести, мне даже в голову не приходило, что это возможно, пока...- Сабуров умолк.

- Пока?

-Пока однажды не влип, - усмехнулся Сабуров. - Я влюбился в молоденькую княжну Грацианову, и это было худшим моим воспоминанием.

-Почему? - удивился Корвин-Коссаковский.

-Потому что нелепое чувство наделило меня непонятной робостью, лишило свободы и повязало по рукам и ногам. Я даже задумался о женитьбе, но это было, конечно, чистым безумием. Я никогда бы не подумал, что это возможно, как говорится, в ревматизм и в настоящую любовь не верят до первого приступа.Глупец, мечтающий о вечной любви, заслуживает того, чтобы его мечта сбылась.Это женщине нужна любовь, а мужчине нужна женщина.

- Постойте... но я слышал о Грациановой...

- Да, дурная вышла история, - мрачно кивнул Сабуров, - я совратил её и сделал всё, чтобы освободится. Мужчина должен знать всё о любви и научиться жить без нее. Я обычно говорил женщинам правду - что не люблю. Тут, сказав то же самое, солгал - в первый раз. Или не солгал? Но я и любя её, ненавидел. Точнее, я понял, что просто больше люблю свою свободу.

- Я вспомнил, мы выловили тело из Невы, отец был убит горем и вскоре умер.

- Все равно что-то подобное произошло бы в любом случае. Я укоротил и обрезал нить, которая все равно рано или поздно оборвалась бы. Вечная любовь изобретена провансальскими трубадурами, когда жизнь длилась около тридцати пяти лет. Сегодня человеческая жизнь слишком длинна для любви. Просто-напросто слишком длинна.Чтобы любовь была вечной, равнодушие должно быть взаимным.

- И вы не жалели о ней? Она ведь любила вас...

- Да, безгранично. Но безграничная любовь только безгранично развращает. Мужчина всегда боится женщины, которая любит его слишком сильно, любовь женская, требующая себе всего, деспотична. Каждая по-настоящему влюблённая женщина - в большей или меньшей степени параноик, - усмехнулся Сабуров.- В любом случае, я был теперь свободен и счастлив этой обретенной свободой. Теперь я ценил её в сто крат выше, чем раньше. Теперь, если я и добивался любви других, то только для того, чтобы иметь лишний повод любить себя. Любовь стала для меня лишь самой поэтичной формой пустой траты времени.

- И чем же вы отличаетесь от дьявола? - растерянно проронил Корвин-Коссаковский. - Ведь только ему не нужна любовь...

Сабуров с усмешкой пожал плечами.

- Мне кажется, что я рассуждаю, в принципе, как обычный мужчина. Мало найдётся мужчин, для которых любовь - самое важное на свете, и это по большей части неинтересные мужчины. Их презирают даже женщины, для которых любовь превыше всего. Я же роковым образом привлекаю тех, кто мне совершенно не нужен. Нужно узнать человека очень близко, чтобы увидеть, что он тебе совершенно чужой.

- Вы - дьявол. Если Нина была, как вы говорите, не нужна вам,зачем вы воспользовались её любовью?

- Потому что пустота засасывает. Вот почему мужчину влечёт к женщине. И даже давно и окончательно разочаровавшись в женщинах, всякий раз пробуешь ещё раз.

Сабуров встал и прошёлся по комнате.

- Надеюсь, вам не показалось, что я оправдываюсь. Я рассказал это по трём причинам. Не могу видеть слёз на мужских глазах. Мне стало жаль вас. К тому же, я хотел разуверить вас в вашем заблуждении. Никакой я не мертвец, не вампир и не инкуб. Я - человек, живой.

Корвин-Коссаковский откинулся на спинку кресла и облизнул пересохшие губы. Как полицейский в молодости он выслушал за жизнь тысячи признаний и явок с повинной, и только священническое сословие было в этом опытнее его. Сабуров не лгал ни в одном слове - Арсений понял это, едва тот заговорил. Истина страшно и грубо проступала в его свободно льющемся голосе, в сверкающих глазах и даже в каком-то самовластном вызове собеседнику.

- И вы не хотели бы полюбить?

Сабуров покачал головой.

- Нет. Виной всему, наверное, внешность. Я привлекаю не женщин, а подлинно пиявок, девиц, обделённых в детстве родительской любовью, каких-то полупомешанных страстных дурочек. Это не женщины, это бездонные бочки, жажду любви которых никто не в состоянии утолить, и измученный их постоянными требованиями любви и ревностью, терплю их из последних сил. Я, в общем-то, несмотря ни на что, душевно здоровый человек, я утомляюсь и ухожу, оставляя после себя зияющую рану. Я знаю, что причиняю боль, но если не уйти, будет союз двух мучающих друг друга людей. И только. Я вынужден терпеть чужую любовь, а она утомляет.

 И скольких вы погубили?

 Глупости наделали не все, но дюжина дурочек наберётся, - он брезгливо поморщился. - Но, видит Бог, я предупреждал вашу племянницу, что любить её не способен, - Сабуров тускло улыбнулся, - в любом случае, я - не тот, кого вы ищите, хоть, может быть, стою мертвеца, упыря и инкуба вместе взятых.

Корвин-Коссаковский встал.

- А почему, - мысль эта совсем неожиданно ударила его, - почему вы все о дуэли-то спрашивали? Меня убить хотели или свой лоб подставить?

Сабуров не смутился.

- Вас, дорогой Арсений Вениаминович, поверьте, убивать бы не стал. Что до своего лба... Нет, подставлять лоб под пулю тоже не собирался. Я... жить хочу, как ни странно. Меня Господь либо для большого покаяния, либо для кары великой бережёт, но я на себя руки никогда не наложу и смерти искать тоже не собираюсь. Так вы не считаете меня убийцей вашей племянницы?