Андрей Франц - Путь на Хризокерас

Слишком много важного и значительного случилось за последнюю неделю. Как отделить в произошедших событиях зерна от плевел, главное и второстепенного? Пожалуй, никогда доселе еженедельное послание в Ватикан не давалось Его Преосвященству столь трудно и тяжело. Восковые капли стекали в бронзовые чашечки настольного канделябра, а лист по-прежнему оставался пустым. Наконец, святой отец взял в руки остро отточенное перо, тяжело вздохнул, обмакнул его в баночку с тушью и начал выводить своим не слишком изящным, но весьма разборчивым почерком:

"Святейшему отцу и господину Иннокентию, верховному Понтифику благодарением Божьим, пишет Эррико Гаэтани Соффредо, кардинал-дьякон церкви Санта-Мария-ин-Виа-Лата.

Спешу поведать вам, господин мой, об удивительных и великих событиях, что сподобил Отец Небесный случиться в землях венецианских. Услышаны были молитвы о вызволении почитаемого тела Господа нашего из плена нечестивых! На этих днях прибыло столь давно ожидаемое посольство от тех могущественных сеньоров Запада, что, опоясавшись силою меча и приняв крест Господень, поклялись освободить гроб Его и святые реликвии от поругания безбожными врагами святой веры Христианской.

Возглавляет сие посольство мессер Робер де Торнхейм, сенешаль короля Англии Ричарда Плантагенета, хвала Господу, муж великой доблести, зрелого ума и весьма ревностный в делах освобождения земли Иерусалимской, что свята и священна, особенно потому, что отсюда родом пророки, апостолы и сам Господь. А с ним и еще шестеро благородных и знатных посланцев от Одо, герцога Бургундии, от баронов и графов из франкских земель, а также земель Нейстрии, Фландрии и Фризии.

Прибыл на Риальто также и один из тех мужей, о коих писал особо брат наш Пьетро да Капуа. Иноземец, представляющий себя посланником пресвитера Иоанна, преславного христианского правителя Востока. Тот самый, что достиг большого доверия у Ричарда, короля Англии, и о котором вы, отец и господин мой, наказали мне собирать все сведения, какие только окажется возможным. Расскажу о нем особо во второй части сего послания. Начну же, с Божьей помощью, с главного.

С глубокой радостью в сердце и благословляя Господа, спешу поведать, что мессер Робер оказался не только доблестным и неустрашимым воином, как то подобает его сану и званию, но и мужем великой мудрости и осмотрительности. Что внушает нам надежды на счастливый исход переговоров с венецианцами, известными своим лукавством и богомерзкой хитростью. Когда я пригласил сего славного мужа для уединенной беседы и попытался поведать ему о коварных замыслах сих морских разбойников, тот остановил меня кроткою улыбкой и дал понять, что ему о них все известно. На мой же вопрос, откуда почерпнул он сии сведения, мессер Робер поведал преудивительную историю. Дескать мессер Серджио, посланный к нам волею пресвитера Иоанна, оказался столь искусным астрологом, что сумел прочитать замыслы венецианцев в расположении небесных светил.

Не могу скрыть, господин мой, охватившее меня при этих словах смущение. Воистину, как обжегшись на молоке, дитя дует на воду, так и мне показалось невероятным, чтобы звезды и планеты могли даже искуснейшему из звездочетов поведать столь тонкие детали плана, приуготовленного коварными венецианцами. Ведь даже мы, сумевшие ушами посланца нашего услышать слова нечестивых заговорщиков, не имели столь полных сведений, как те, что поведал мне мессир Робер. И, хотя в силах Господа нашего невозможное сделать возможным, до сих пор пребываю в смущении. И прошу вас, господин мой, разрешить мои сомнения — уместно ли здесь помыслить о Чуде Господнем и вмешательстве Отца Небесного? Ибо думаю я, что никаким иным образом не могло бы сие сделаться.

Сегодня наступил срок, положенный дожем Дандоло для ответа на просьбы посланцев Христова воинства о военных кораблях и транспортных судах. К вящей чести и славе имени Божьего, мессер Робер не попался в ловушки, расставленные венецианцами. Согласившись с предложенной ими ценой в четыре марки серебра за перевозку коня со всадником и две марки за перевозку пехотинца, он отверг предложение дожа сразу же записать сумму в сто тысяч марок серебра в договор. Разумно возразив, что лишь Господь наш в силе своей может точно предвидеть, сколько воинов, опояшут чресла. Нам же невместно предаваться гордыне и заранее указывать точное число, как будто это нашим хотением, а не Господним соизволением свершаются дела здесь, на земле, и на Небесах.

Однако тут, Ваше Святейшество, Энрико Дандоло, наученный не иначе как самим Врагом рода человеческого, чуть было не взял верх над простодушными посланцами западных государей. Сделав вид, что глубоко задумался, он так возразил мессеру Роберу. Дескать, если бы не указывали заранее, какой товар, в какой срок и на какую сумму будет поставлен, то не могла бы состояться ни одна торговая сделка. И все человечество было бы лишено тех благ и преимуществ, какие дает людям торговля. Так что, хотя господа посланцы все являются благородными, доблестными и бесстрашными сеньорами, в делах торговых у них, очевидно, весьма мало опыта. Лишь этим можно объяснить, что предлагают они условия, которые никогда ни один купец не примет и другому купцу не предложит. Поэтому было бы лучше, если бы положились они на знания и опыт, каковые купечество Светлейшей Республики готово положить на чашу общей победы над врагами Христовой веры.

После этих слов и мессер Робер, и другие посланцы столь явно заколебались, что чуть было не поддались на нечестивые уловки венецианского дожа и не согласились на его условия. Милостью Божьей и Его заступничеством положение спас тот самый мессер Серджио, что снабдил посольство сведениями о планах венецианцев.

Выступив вперед, он весьма любезно и учтиво осведомился, дозволено ли будет ему говорить от имени посольства? На что мессер Робер ответил, что, конечно же — любой из них является голосом могущественных сеньоров, пославших их впереди себя. Тогда посланец пресвитера Иоанна изящно и почтительно поклонился сначала главе посольства, затем дожу и членам Синьории и повел — по словам мессера Робера — такую речь.

Дозволь, о преславный дож, — сказал он герцогу Риальто, — обратиться к мудрости твоей, каковая известна во многих землях даже и за пределами христианского мира. Какого купца назовешь ты хорошим — того ли, кто несет убытки, или же того, кто ведет свою торговлю с прибылью? Не правда ли, именно о последнем скажем мы, что сей купец умело вершит свое дело?

На что дожу Дандоло ничего не оставалось, кроме как согласиться. Что да, именно последнего и назовем мы хорошим купцом.

А скажи тогда еще, мудрый дож, — продолжал гнуть свою линию мессер Серджио, — если именно прибыль отличает хорошего купца от плохого, то не правильно ли будет заключить, что как раз ради прибыли ведут свою торговлю почтенные и добропорядочные купцы во всех краях и странах?