Марк Лоуренс - Ключ Лжеца

– У каждого есть своя цена. – Голос Келема каким-то образом пробился через грохот. Я задумался, какова цена Снорри, и какой могла бы быть цена моей бабушки. Даже Гариус, третий Голлот, с его любовью к золоту, с талантом коммерции… даже он не продал бы друга всего лишь за деньги. Я не думал такого о Гариусе, и одновременно хотел и не хотел думать так о себе.

Шестьдесят четыре тысячи… Келем не показал бы Снорри дверь, даже если бы я принёс все эти тысячи в жертву. А даже если бы и показал, Снорри не смог бы просто войти в неё – оттуда в мир хлынули бы ужасы, и моя нерождённая сестра среди них. Снорри бы умер, а я не получил бы ничего, кроме своих лохмотьев, крошечного бесполезного уголка соляных копей и прочей чепухи, которую, если повезёт, в сумме можно было продать максимум за пятьдесят флоринов. Здесь не было никакого выбора. Всегда бери…

Кровь. Казалось, весь пол покрылся ею, уже по голень, и уровень поднимался всё выше. Я видел, как она капает с кровати Голлота. Я видел, как Гариус извивался в алых водоворотах, когда Молчаливая Сестра забирала его силу. Я видел, как алые капли падали с меча Эдриса, когда мать соскользнула с клинка. И за каждым из этих действий я видел руки – синюю и серую, и каждая запятнана тем, что я считал священным и драгоценным.

ТУК. ТУК. ТУК.

Весь этот кошмар начался со стука Астрид в мою дверь, который вытащил меня из отличного сна. Каждая часть моего возвращения была открытием одной двери за другой. И открывать ту первую дверь тоже было ошибкой. Надо было оставаться в кровати.

И всё же… каким-то образом оказалось, что моя рука тянется к кристаллической колонне, возвышающейся над нами. Каким-то образом оказалось, что я протягиваю вперёд ключ Локи.

– Нет! – закричал Келем.

Раздался грохот металлических конечностей – его пауки помчались ко мне. Снорри взревел, бросившись им наперерез, не обращая внимания на свои раны и боль, размахивая топором своего отца.

И вопреки всем доводам разума оказалось, что я прижимаю чёрный ключ к этой невероятно плоской поверхности, вставляю его в появившуюся аккуратную тёмную скважину … и поворачиваю под усиливающиеся звуки голосов в грохоте сражения.

Дверь распахнулась с такой силой, что меня отбросило на пол. Из неё полилась полночь – чёрные бесы с рогами, копытами и завивающимися хвостами, а за ними виднелись голодные и ещё более ужасные фигуры под расправленными крыльями, похожие на летучих мышей существа, змеи и тени людей. И посреди них всех вперёд бросилась Аслауг, закованная в запятнанные ночью кости. Её несло безумство паучьих лап, рядом с которыми игрушки Келема казались изящными и безопасными.

– Покончи с ним! – Завопил я, указывая на Келема, подчиняя силы ночи заложенным в меня потенциалом и магией, взывая к тем узам, которым я присягнул. И вся орда, завидев своего мучителя и предполагаемого будущего повелителя, хлынула через узкий проход на волне жидкой ночи. Аслауг мгновенно набросилась на Келема – завывающая, неистовая фурия, словно её заразила моя ярость. Остальные помчались за ней – создания тьмы в своём безумстве накинулись на древнего мага, чёрные бесы вонзали клыки в сморщенные руки и ноги, чернильные щупальца тянулись из портала и обвивали его. Все они ненавидели Келема за притязания на власть над ними, за его бесконечные попытки открыть и завладеть дверью в ночь, за его близость к успеху.

Тёмная орда жутким потоком утащила Келема прочь, его трон и платформа с трудом пролезли в колонну, а следом унеслась мешанина грязных и скорченных лап из серебристой стали. В последовавший за этим миг тишины эхом разнёсся тихий смех – не в ушах, а в моих костях – весёлый и хулиганский смех, такой, который заражает слушателей, заставляя и их улыбаться. Он доносился от ключа. Бог смеялся над своей шуткой.

Мы со Снорри лежали там, куда бросились, когда хлынули твари – по обе стороны от их потока.

– Сдохни, сволочь! – Прокричал я вслед магу дверей, поднимаясь на ноги. Я надеялся, что Келем будет страдать в бесконечной темноте, и будет при этом размышлять о Кендетах и обо всём, что он нам должен.

Аслауг осталась, держа в руке раздавленное тельце механического паука, серебряные лапки которого ещё изредка дёргались. С яростью на лице она возвышалась над Карой. Снорри поднялся на колени и толкнул Хеннана к следующей колонне.

– Оставайся там!

Горстка ночных бесов всё ещё шныряла по периметру тьмы, клубившейся вокруг, а позади них извивались другие, куда менее безопасные твари.

– Отправь их назад! – прокричал я. В прошлом Кара сурово разобралась с Аслауг, но вёльва была присягнувшей тьме, и могла приказать силам ночи, если бы захотела. Их преданность не разрушилась бы только оттого, что она сцепилась с кем-то из них.

Но Кару не нужно было понукать: напряжение было видно в каждой её чёрточке, когда она подняла руки в изгоняющем жесте.

– Сгинь, порождение ночи! Сгинь, рождённая ложью! Сгинь, дочь Локи! Сгинь, дитя Арракни! – Выставив перед собой угрожающе скрюченные руки, Кара повторяла заклинание, которое однажды выгнало Аслауг с её лодки. Тьма вокруг неё отступила, словно её через соломинку втянуло в дверь во владения ночи.

– Это вряд ли, маленькая ведьмочка. – Аслауг пронзила Кару двумя чёрными ногами, пригвоздив её к соседней колонне.

Кара подняла голову и прорычала окровавленным ртом:

– Назад!

– Возвращайся, Аслауг! – Крикнул я, и она повернула ко мне своё прекрасное, ужасное лицо.

– Ялан, ты не можешь вот так просто использовать меня. Меня нельзя просто отбросить, когда ты получил, что хотел. – Я даже почти поверил, что боль на её запятнанном лице цвета слоновой кости была неподдельной.

Я извинительно поднял ладони.

– Ну, таков уж я…

Короткий меч, брошенный Снорри, повернулся в воздухе и врезался Аслауг промеж лопаток.

– Назад! – Заорала Кара.

– Назад! – Закричал я. И даже ничуть об этом не пожалел.

Тьма забурлила вокруг клинка, торчавшего из её груди, руки вцеплялись в края колонны, чёрные ноги пытались удержаться против возвращавшейся волны – и Аслауг, завывая, провалилась в ночь, из которой и явилась.

Я бросился вперёд, запнулся за паучью лапу, и чуть не провалился вслед за демоницей. В последний миг мне удалось ухватиться за невероятно тонкую дверь, захлопнуть её перед собой и врезаться в неё лицом секундой позже. Цепляясь за остатки сознания, я нашарил ключ и снова запер дверь.

– Христос на велике! – И я рухнул в свою тьму, и даже не почувствовал, как моя голова ударилась об пол.

Мне снился довольно приятный сон о тех днях, когда я торговал в зале Морского Дома – о тех днях, когда казалось, что я ничего не могу сделать неправильно. Первый урок, выученный мной там, был самым важным. Он касался ценности информации. В Умбертиде с ней ничто не могло сравниться по стоимости. На одном существенном факте можно было сделать или потерять целое состояние.