Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

— Саин Поллак, ваша целенаправленность на собственное благополучие удостоилась бы всяческой похвалы, не будь она неподобающе низменна. Я не нахожу слов выразить сколь возмутительны ваши помыслы и еще больше поступки им сопутствующие, — канонически правильно говорила фрей. Говорить по-другому не научена. А стоило бы освоить и давненько. — Возможно ли совершая их, после спокойно есть, пить и спать?

— Не могу пожаловаться на плохой сон и отсутствие аппетита. Подозреваю оттого что вершу богоугодные дела, — парировал Колин, поглядывая на Сатеник.

«Тебе не надоело? Не можешь её выставить, хотя бы пальчиком погрози!»

Как в большинстве случаев с фрей, гранда беспомощна.

«Сколько же нитей у этой марионетки?» — поразился унгриец. Мысль настораживающая, но все ли худое настолько худо, не обратить себе на пользу? Приученный плясать под чужую свирель, не заметит, спляшет под твою простенькую мелодию.

— И что позволяет вам так думать? — не желала уступать фрей. Сегодня она чувствовала себя уверенней. Те кто не против, уже — за. Латгард, Сати… Достаточно проявить твердость характера.

Тщетность благих (благих ли?) посылов прямо пропорциональна глубине омута человеческой души. Рипьер Ордена Крестильного Огня употребил бы вместо слова «омут» менее звучное «выгребная яма», но его здесь не наблюдалось. И достойно сожаления, не рипьеру выпало наставлять фрей в тонкостях людской душевной организации. По-отечески предостерег бы не замараться, а полезность определил неутешительно ничтожной. Поднятая муть, осядет не скоро, и люди вряд ли станут лучше. Вот хуже, то да! При хорошем расположении — две-три кружки глеры легко поспособствуют тому, подал бы добрый совет, опираясь на личный опыт. Кардинально поменять взгляды человека подвигнет пыточная камера, опытный костолом и его разнообразный инструментарий. В остальном, достаточно серебра и уговоров.

— Никто не знает воинств Господа, — готов ответ унгрийца. Звучит легко и насмешливо, не достигнуть потаенной цели.

Мастерство топтаться по чужим мозолям, всегда вызывало у канцлера теплейшие чувства. Эдакий феерический мондраж. А Поллак проделывал аккуратные пике, точнейшие флэт стэпы и выверенные гранд жете* по болевым точкам с ловкостью назойливой мухи. И не отгонишь, и не убережешься.

— Не обольщайтесь. Мало кому дозволено исполнить божью волю, а вам уж точно отказано в том, — выговорила фрей в назидание. Осознавала превосходство над новиком. Ей-то как раз дозволено.

— Горько слышать, — вовсе не горько Колину.

— Слово Господне лучшее утешение. Обратитесь к Святому Писанию, — готова торжествовать Арлем. Полуоборот прекрасной головки, задранный подбородок — вот бы чей профиль поместить на стену!

— А какое отношение имеет Всевышний к какому-то Писанию?

Не только в живописи, но и в жизни статичность обуславливает накопление импульса стремительным переменам. Разница в небольшом: предполагать таковые или стать их очевидцем, а лучше непосредственным исполнителем.

— Что значит к какому-то? Что значит к какому-то? — захлебнулась возмущением фрей, сделавшись личиком белее кружев нарядного сюркотта.

— Покажите мне хоть страничку из-под ЕГО пера, — предложил Колин.

Его академическая уверенность в неисполнимости просьбы подстегнула исповедницу. По обыкновению «любительница раздергивать ткань на нитки», попытались прижучить унгрийца заученной цитаткой.

— Велика вина в невежестве вставших на стезю греха, но не перетянет она вины не свернувших с неё в час своего прозрения.

— Прозревают слепые, эсм.

— А вы кто? Слепец и есть!

— Разве?

— Отчего же тогда не видите пути спасения?

— Откуда и куда?

— Откуда и все мы! Человек начинает свой путь в храме приняв крещение в купели, позже приходит с печалями и радостями, и завершает жизненный круг, догорев перед Святым Ликом поминальной свечой.

«У нее патологическое пристрастие воевать с ветряными мельницами. Подозреваю я ей замещаю такой ветряк,» — уморила Колина ругачка с фрей. Тринитарий упрекнул бы его «не метать бисер». Не метал бы без необходимости. — «Эти сидят… воды в рот набрали. Косятся, но молчат, будто кто наложил табу прекословить!»

Память выстрелила подсказкой…

— …Зачем же король присоветовал её во фрей?

— Дело не в том к кому приставить, а КОГО.

— Хочет подольше пользоваться серебром родни Арлем?

— Чего Моффет хочет, лучше не спрашивать и у него самого…

«…И что с того? Если это секрет, то плохо скрываемый. Если не секрет, почему о нем упорно молчат?» — Колин пристально посмотрел на смурного Латгарда. Ходячая лавка ответов, где не купить ни единого. Сколько не предложили, откажут.

«Что за блажь у девчонки чуть чего заедается с парнем?» — обдумывал канцлер очередной не спор, но грызню не к месту и не ко времени, устроенную Арлем. — «Он тоже хорош, нашел с кем связываться.»

Навсегда останется неразрешимой загадкой способность человеческого мозга генерировать необходимые вопросы, выбраться из замкнутого круга поиска ответов. И в большинстве своем, а так оно и есть, не дать сам ответ, но ткнуть мордой в нужном направление!

«Вот именно с кем!» — Латгард удержался не забегать по комнате. Нашинковать Гусмара, взяв в компанию гранду, ребяческая выходка, по сравнению с охотой на фрей. Арлем аф Нокс это уже глубокий личный интерес и опека короля.

Попробуй кто остудить Старого Лиса, козырнув избитостью: «Истина как всегда, где-то посередине и остается только середину вымерить», тот ответил бы избитостью не меньшей: «Очень часто, чаще чем следует, истина лежит совсем — и не додумаешься — в другой плоскости».

Желание бегать, сметая преграды и роняя препятствия, вдохновляясь близостью отгадки, быстро улеглось. Теперь ему было с чем идти к королю. Моффет болезненно воспринимал неурядицы и неустроенности дочери единственного друга, которого сам же извел. Внешне все благопристойно, но закулисье… Осталось ли на свете хоть пылинка святого?

— Эсм, ОН не слышит, тех, кто в храме, — убеждал Колин неуемную (или не умную) спорщицу. — Впрочем, тех, кто под открытым небом, тоже не особо жалует вниманием.

— Вы говорите вздор! — раскраснелась Арлем.

«Блажен, кто верует, — сочувствовал унгриец упертости исповедницы. — Или просто блажен, а вера не причем.»

— Привести доказательства?

— А они у вас имеются?

— Рискнете принять, эсм?

— Не побоюсь. Его длань надо мной! — воспрянула духом Арлем. Нужно очень постараться понять и принять, уповая на кого-то, не приближаешь победу над невзгодами и испытаниями. Нет сил кроме собственных, одолеть их.

— Тогда, чья надо мной? — не унимался Колин, разочаровываясь выяснить что-либо полезного об исповеднице, которую терпеливо сносит Серебряный Двор. Даже несносная камер-юнгфер.