Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

— Договоренность это всеобъемлющее соблюдение интересов участников переговоров, — развел руками Колин.

Облегчение и просветление у гранды. Не пойми что с фрей и стариком.

«Ай-яй-яй! — спохватился унгриец, озорно зыркнув на Старого Лиса. — Упустил маленькую поправку. Для наилучшего взаимопонимания.»

— Саину Исси нечего мне предложить. Во всяком случае, сегодня.

Теперь хорошо. Троекратное «торгаш!» только что не ощущалось тактильно. В качестве оплеух.

— И чего же вы ждете от саина Исси? Завтра или в последующие дни? — насторожено выпытывала гранда у Колина.

Насторожен и канцлер, и как не покажется странным фрей. Колин посетовал на свою невнимательность. Не уследил за Арлем на совете. Не она ли подсмотрела поданный им сигнал? Сам же от подозрений отказался. Доносительство противно Писанию. А Канон Веры для исповедницы — свет в окне.

— Персонально от Маммара аф Исси ничего, — не затягивая, пояснил унгриец. — Но и кроме него достаточно лиц пекущихся о наилучшем способе разрешения осложнений с поединком.

— То есть переговоры всего лишь отложены? — продолжала выяснять Сатеник, прекрасно понимая, к чему новик клонит. Но ей нечего предложить из обозначенного Поллаком. Ни сейчас, ни позже. А вот «унгрийской скотине» похоже показательно плевать, кто выложит ему баронство на блюдечко.

«Не пожалела бы маркграфства!» — колотилось её сердце переполненное отчаянием. От пустого обещания легче не делается. Маркграфства-то нет. Ничего нет.

— А лично вы, за поединок? — фрей не настолько наивна, не видеть заинтересованности унгрийца в предстоящей схватке с Гусмаром, и не настолько несведуща кто стоит за альбиносом. Поллаку сильно повезет, если он, «отправившись за шерстью, сам стрижен не останется.»

— Как всякий мужчина под этими благословенными небесами, — не отказывается Колин решить конфликт оружием.

— Речь не обо всех, а о вас.

— Я не исключение.

Фрей хочется сказать красиво и поучительно, но она запаздывает с поиском подходящей моменту красивости. Унгриец, не удовольствовавшись коротким ответом, дал более развернутый.

— Не нахожу в том предосудительного, настаивать на признании саином Габором неправоты и принесения извинений эсм Аранко, а в случае отказа доказать ошибочность его упорствования. За неразумность должно нести ответственность.

Намерения унгрийца, прозвучав достаточно миролюбиво, оставляли широкое… широчайшее поле для домысливания. Неразумность в чём? Ответственность перед кем? И само собой чем? Разобраться, камешек к камешку в будущее баронство, поскольку Гусмар никаких извинений не принесет. Ни публично, ни с глазу на глаз, ни письменно, ни устно. Ни в мыслях, ни в холерном бреду. Отсюда, покаяние Габора маловероятно и сие обстоятельство унгрийца устраивает. Свое он, так или иначе, взыщет.

— Вы слишком печетесь о баронессе, — выказал подозрение канцлер, начисто лишенный иллюзии бескорыстия человеческой породы. Насколько он успел изучить новика, у того каждый шаг приносил прибыток. В буквальном и переносном смысле. Подобное произойдет и с поединком. Как унгриец преуспеет, не представлялось даже ему, искушенному в жизни. Многолетний опыт придворного не подсказывал вариантов, лютым волкам насытиться, а овцам благополучно уцелеть. А они, варианты, должны быть.

«Аппетит у шельмеца, будь здоров!» — в который раз икнулся Латгарду баронский феод. И что поразительно, никакой обремененностью моралью. Платите и получите требуемое. — «Ценнейший тип, наш Поллак.»

— Мы оба из Унгрии. Для нас это много значит.

Признание любви к ехидне из уст унгрийца выглядело бы гораздо правдоподобней. Или объяви он себя святой Лючией*. Тоже самое.

Издеваешься?

Издеваешься?!

Издеваешься!!!!

Реакция всех троих. Отповедь окончательно зарвавшемуся лицемеру.

— Некоторое время назад землячество вас нисколько не вдохновляло, — взялась говорить гранда. Высокий статус это не преимущество. Тягло, со всеми вытекающими последствиями.

— Некоторое время назад эсм, я счастливо жил в Мюнце…

Недоверчивый взгляд канцлера впился в Колина. Услышим доказательства и подробности пасторального жития?

— …где знаком каждой уличной шавке. Меня привечали во всяком доме, во всякое время. Ночь-полночь, день-полдень. Поили-кормили в шинках под поручительство собственным именем и не напрягали ни с закладом, ни с долгом. А девицы почитали за честь добиваться моего внимания. В Карлайре я лишился всего, что мне близко…

— Особенно внимания девиц, — комментарий достоин фрей, но прозвучал от Сатеник.

— Не особенно. Но, то же, знаете ли, не хватает.

Любимый приемчик камер-юнгфер. Как сообразите, так и понимайте. Нехватка внимания или дефицит девиц?

— Эсм Янамари оказалась в том же положении, что и я. Быть унгрийцами, спасительная возможность не отчаяться в одиночестве. Просто чудо, нам нашли угол под этой крышей. О куске хлеба и не говорю.

— Для бедных провинциалов вы неплохо устроились, — усмехнулся канцлер жалобе новика. А вспомнив отданные Поллаку шестьдесят четыре нобля, готов и аргументировать свои слова.

— Как смогли, — ответил Колин, потому как ответить полагалось. Ну, или не полагалось молчать.

— Но достигнутое вы легко потеряете, сведя поединок не в свою пользу, — Латгард постарался донести до новика аксиому о бренности сущего.

Подобный исход Сатеник не устраивал совершенно. Её не устраивал любой исход, где Габор останется в статусе единственного претендента проводить ночи под одним с ней одеялом, на законных основаниях. Свое будущее она желала связать с тем, чей герб выше, кровь чище, а корона полновесна. Минимум ей нужна ровня! И дальше, как можно дальше от Карлайра.

Унгриец изменил бы себе, не попробовав выжать из встречи больше, чем предлагали. Раз уж угодил на праздник вопросов-ответов, надо пользоваться. Речь не о гранде. Владетельница Серебряного дворца для него открытая книга. Возможно, в ней имеются и другие, не менее захватывающие главы, посвященные более достойным желаниям, но сейчас страницы посвящены кончине белобрысого. С канцлером и того проще. Латгарду мало своих секретов, подавай ему чужие. Так что из триумвирата Колина больше привлекала фрей.

«Как её угораздило? Обычно исповедовать назначают умудренных жизнью седоголовых старцев. Врачевать душевные раны и наставлять, но никак не расковыривать болячки и распинать за них. Похлопотали? За оставшееся серебро Крайда, король наследницу Ноксов в бейлифы засунет? Или тут играют с Холгером, а то и сам Холгер? Приметил партию своему бастарду и того гляди уломает Моффета, легализовать права, прижитому вне брака дитю. Кому-то достанется Сати, кому-то сойдет и Арлем.»