Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

«Дайте угадаю, кто начнет,» — раздражен унгриец своей оплошностью. На ровном месте…

Как-то сразу обессилила музыка, притухли звуки. Не наевшиеся отвлеклись от блюд, говорившие от бесед. В трапезной затаенно, как в лесу перед неминуемой грозой.

«Что? Все желающие!» — невольно восхитился Колин «кусаками».

Не ответить Высокому Месту нельзя. И тянуть с ответом не рекомендуется.

— Мужчина не вправе насытиться хлебом и сделать глоток вперед ребенка и женщины.

Сдержанная речь новика не отговорка — упрек. Упрек ей. Ей?!!

— Подразумеваете кого-то конкретного? — изумлена унгрийцем Сатеник.

Объяснения в дальнем краю стола. Долго искать не пришлось. Девочка. Янамари аф Аранко. Замарашка и трусиха.

Оплошность поспешили исправить. Причем более остальных неудобно себя почувствовала виновница хлопот.

— Теперь нет, — согласился Колин с отсутствием препятствия желать здравствовать сиятельной владетельнице.

— А слово?! — вмешалась Лисэль.

Камер-юнгфер не желала нивелировать трения «высоких сторон». Способный к быстрым решениям, способен и остро чувствовать. К тому же характер человека вернее проявляется в экстремальной, конфликтной ситуации. Пока тебе не наступят на мозоль, никто и не узнает, что она есть. А наступят…

— Свершая многое, в свой час, не устыдиться взглянуть в глаза Всевышнему, — произнес Колин и долгим глотком, под одобрительный ах!.. (Лоу в восхищении привстал) втянул вино. Сноровка оттуда. Где могилы и дождь.

Кому надо, тот понял. Кому не дошло, проживет и без мудрости предков. Сатеник оценила. Оказывается, бродяга умеет и досадить и удивить. Люди, которые удивляют, достойны либо дружбы, либо петли, поскольку привносят в жизнь смятение. Не многовато ли собирается таких вокруг нее? Унгрийцу бы назначила петлю. Должна же она самоудовлетвориться и обрести душевное равновесие.

Менялись блюда, менялась музыка. Квинтет выдохся, фальшивил и пиликал совсем заунывное. Сменить музыкантов пригласили барда. Меланхолика в малиновом плащике. Баллады соответствовали образу исполнителя.

— Заткните его… Тошно слушать…, — попросил Гаткси. Отпрыск знатного рода пить не умел. Так красиво как унгриец — точно!

От глумления над талантом спас истошный девичий визг. Из бисквитного замка, вслед за вырезанным куском, на стол выпрыгнула лягушка. Пир замер под выразительное Аааааа! Лягушка скакнула, смачно шлепнулась в подливу. Грохнул безудержный смех. Гаткси поднялся проткнуть беглянку вилкой, но промахнулся. Кто-то перевернул паштет, накрыть зеленую красотку. Тоже неудачно.

— Лучше поцелуйте! — под хохот советовали незадачливому ловчему.

Гаткси опрокинул фрукты и вино. Куда делось беглянка, не уследили.

В чувство всех привел мажордом. Гаркнул, сбивая пламя свечей.

— Эсм! Саины! Слово эсм гранде Сатеник…

«Так эсм или гранде?» — очередь Колина ерничать и язвить.

— возвышено страдал бард.

Его не слушали, как не слушают звень мухи о стекло или жужжание пчелы над цветком. Избито. Привычно. Предсказуемо.

Выгорели свечи и их заменили. Блюда перестали удивлять. Радовавшиеся любому куску, теперь кусок отпихивали. Вино разогрело кровь и развязало языки, вести разговоры не столь натянутые и официальные. Зазвучали имена, а не титулы. Взгляд набегал на взгляд, жест отвечал на жест… Колина осчастливили очаровательной улыбкой. Сара аф Галль. Прореха верхнего зубного ряда залепленного воском, безнадежно портила общее впечатление. Воск раз за разом выпадал. Контесс его вставляла обратно. А так — очаровательное создание.

— рыдала мандолина и пускал чувственную слезу музыкант.

Праздник закончился на шестой перемене блюд. Колина поразили недоуменные глаза девочки. Он так и не смог вспомнить её имя.

«А должен?» — путался в ощущениях унгриец. Наитие настоятельно не рекомендовало, но убеждало, в первую очередь! В первую!

Гранда проявила неподдельную заботу о своих новых придворных.

— Вам покажут ваши комнаты. Постарайтесь хорошенько отдохнуть. Завтра предстоит множество дел. Что-то понадобится, позвоните в колокольчик. Слуги обязательно помогут.

Не худшее напутствие для пребывающих в статусе «никто». Или «ничто».

— Не расслышал насчет завтрака, — обратился Колин за разъяснениями к сопровождающему. Долговязый слуга походил на журавля. Потешно вышагивал, а уж шеей вертел — вылитый обитатель болот.

На несложный вопрос недоуменное хлопанье глазками — какой завтрак?

— Я так и подумал.

В длинном коридоре левого крыла редкие светлячки огарков в шандалах. Сырой спертый запах воды и мыла предупреждал о близости прачечной. Нескончаемый парад дверей-близнецов подозрительных коморок затянулся не на один десяток шагов. То, что ручки деревянные, как в захудалых крестьянских избах, порождало беспокойство о внутреннем убранстве будущего жилища.

Входная дверь хороша — подогнана плотно. Подглядеть не удастся. На ней, воспрепятствовать несанкционированному проникновению, задвижка. Осмотрел, оценив взломоустойчивость. Сделана на порядочного человека. Отпереть снаружи, достаточно крепкого ножа. Комната — прямоугольник двенадцать на восемь локтей. В углу грубый казарменный стол, покрытый письменами грязи, жира и восковых пятен. Пара расхлябанных табуретов, лавка, прислоненная не упасть. На лавке спеленованное табардом оружие и дорожный баул. Судя по застежкам и сбившимся ремням, вещи досматривали. Прямо от двери, окно с крепкой рамой в мелкую сетку стекол. Справа от окна кровать… остов кровати: две спинки, три доски. Рядом, в изножье, сундук для одежды. Без замка. Цербера скромного богатства предстояло приобрести на личные средства. Половицы, в щели палец пролезет, не опаздывают отзываться на шаги простуженным поскрипыванием. Колин мазнул пальцем по стене. Побелена. Совсем недавно. Еще маркая.

Лучшее в комнатном интерьере — окно. Она открывалось. По состоянию подоконника, ободранного подошвами подкованных сапог, предыдущий жилец не раз этим бессовестно пользовался, выбираясь наружу и не заботясь скрыть предательские следы.