Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

«А мне достанутся обвислые старушечьи груди камер-юнгфер. Не ахти. Ни в виде вечернего перекуса, ни в качестве ночного десерта, ни тем более полноценного завтрака.»

За письмо Латгард уселся, сделав по два хода за каждую из сторон игры. Вначале писал в разрыв. Слово. Заминка. Слово. Пауза. Потом разошелся, чернила не успевали просыхать. Полчаса чистого удовольствия и творчества.

Закончив, канцлер пробежался с правкой, листы рассортировал и свернул в тугую трубку. Покопался под столешницей, приводя в действие скрытый механизм. Отодвинул, и опустил бумаги в потайное отделение. Восстановив порядок, потянулся, подвигал руками, размять затекшую спину и шею. Затем сделал еще один ход на доске. И еще.

«Пожалуй, на сегодня достаточно», — определил для себя Колин. Его поторопил мелкий дождик, прогоняя с крыши.

Унгриец не стал спускаться по стене. Кто же ищет легких путей? И зачем? Во дворце не мало любопытных закутков, о которых не плохо бы иметь более полное представление. Или же определить таковые на ближайшее будущее.

По лестнице сошел на этаж. Никого. Подергал ручки дверей. Большинство не заперто. Обход скаров, тащившихся по коридору нога за ногу, переждал в молельной, с удовольствием разглядывая картины и фрески. Молящиеся и умоляющие, скорбящие и скорбные, благопристойные и благообразные лики с укором смотрели на незваного пришельца. Впрочем они и друг к друг так. Веры, как и денег, много не бывает.

Колин поддел пальцем несколько страниц Святого Писания. Хилого света чадящих лампадок достаточно увидеть отметку строки острым ноготком.

«… и грешный и праведный едино войдут в царствие ЕГО, но те кто укрепятся в числе первых…»

«Интересно, чья?» — прикинул унгриец. Владелец не мог быть мужчиной, покои гранды. Но и не пользовался цветочной водой, книга не пахла. Самый верный кандидат фрей Арлем.

В оружейной много бестолкового блеска и парадности. В рукодельной несколько незаконченных вышивок. Работы начинали и бросали. Судя по корявым стежкам, не вдохновение иссякало, а нерадивой мастерице не хватило элементарного терпения.

Третий этаж Колин прошел без игр в прятки. Охране заказано беспокоить своим присутствием нежный слух эсм Сатеник. Наблюдений не много. Узнал, где гранда хранит наряды. Не столько полезно, сколько приватно.

Пережидая смену постов, проскользнул на второй этаж. Из вазона с цветами воняло мочой. Кто-то использовал его вместо ночного горшка. Хлопали двери. Служанки таскали воду в кувшинах, закуски на разносах, стопки белья и простыней. Без устали дренькали колокольчики. В поздний час женская половина продолжала прибывать в неспокойствии и оживлении.

Возле не закрытой плотно двери, послушал обрывок разговор.

— Когда наша красотка примет постриг?

— Никогда. Единственная наследница Ноксов. Король не даст Арлем разрешения. Он обещал её отцу позаботится о ней.

— Она останется в столице?

— В Анхальт точно не поедет.

— Но если не в монашки, то тогда замуж.

— Этим Моффет и занят. И не столько он, сколько Холгер. Сам понимаешь Ноксы! Это почти весь Крайд и его серебро… Не много, но…

У другой двери прихватил с оставленного разноса куриную ногу и пирог с грибами. Хлебнул из горлышка запить кусок. Обитателям совсем не до позднего ужина. Сквозь толщу стен и драпировку доносятся звуки апогея соития.

Спускаясь на первый этаж, не таился. Страже поставлена задача «не пущать», а «выпущать» дозволено свободно. До того как скар обернулся на звук шагов, Колин успел густо сплюнуть на колено, расстегнул пуговицы пурпуэна и распустить ремень. Пред суровым ликом стража, все наоборот, наскоро приводил себя в порядок.

— Чего у вас так темно? — выговорил Колин, запнувшись на ровном месте.

— Чтобы не узнали. Потом, — со значением пошутил скар, очевидно привыкший к припозднившимся посетителям.

Колин остановился, справиться с ремнем, сунул руку в кошель и подал грош.

В благодарность за подношение скар — глазастый оказался, присоветовал.

— Молоки со штанов подбери.

Через три минуты, без происшествий, Колин попал к себе в комнату. Охранная щепка доверия не оправдала.

Утро выдалось суматошным. В коридоре бегали, кричали, стучали в двери.

— Саин Колин! Вы опаздываете к отъезду, — звал слуга-журавль, в нетерпении дергая ручку. Задвижка стоически брякала, не подаваясь насилию.

«Принесла нелегкая, в такую рань,» — ворчал лазатель по крышам, до хруста потягиваясь спросонья.

На стук не отзывался. Решил не торопиться. Известное правило, кто слишком быстро собирается, не слишком скоро отправляется в путь.

— Саин Колин! — срывая голос долбился слуга. — Саин Колин!

Не отстанет. И открывать все равно придется.

— Воды принес? — гаркнул унгриец. Из всякого положения надо выходить с пользой для себя.

— Воды? — притихли за дверью.

— Воды. Умыться. Или мне с опухшей рожей предстать пред сиятельной Сатеник?

— А… Э…

— Ты что там? Азбуку учишь?

— Я мигом!

— Как принесешь, тогда и впущу.

При свете нарождающегося дня комната растеряла вечернее очарование аскетизма. Исчезла таинственность, мистическая загадочность, ореол духовного подвижничества, жертвование мирскими излишествами в пользу плотских ограничений. Халупа, а не комната. Кроме беленых стен ничего в заслугу не поставить. Ну и окно, само собой.

На очередной, уже выдержанный стук, Колин открыл.

— Все давно в сборе, — укорили жильца за неоправданное промедление.

— А гранда?

«Надо же выискался… эсм гранду ему подавай,» — недружелюбна мина на длинном лице.

— Вот видишь, у меня еще прорва времени.

Слуга терпеливо сливал воду, Колин умывался. Полотенец не принесен, пришлось доставать чистую рубаху и вытираться ей.

— Теперь завтрак, — потребовал унгриец с истинно унгрийской наглостью. И никакие магические пасы и ужимки слуги не могли его разжалобить.

— Дак вечеряли! — возмутился наглым притязаниям длинномордый.

— Неси! Только не объедков и не из помойного ведра.

«Вовремя предупредил,» — повеселился Колин покрасневшим ушам «журавля».

Ему досталась каша. Овсяная. На воде. С ложкой меда подсластить безвкусие и украсить непрезентабельную размазню. В кружке пузырился какой-то забродивший отвар. Возможно ягодное вино. Очень подозрительного вида и запаха.

Протянув время, и доведя слугу до сердечных спазм, Колин не опоздал. На десять минут предвосхитил выход эсм Сатеник и немногочисленного сопровождения. За редким исключением те же, вчерашние лица.

На дворе вовсю сияло обманчивое осеннее солнце. Порывистый ветерок загонял холод под плащи, в рукава, за воротники, от чего зябко и неуютно. Табор новиков эскортировали на конюшню, где Колина облагодетельствовали временным пользованием старой клячи, и столь же старым седлом, вытертом до белесости.