Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

— Знаешь что такое сагкош*? — продолжать, дождался невнятного сипения. — Запеченная собака. А знаешь как её готовят? — опять сипение — нет. — Отбирают самую брехливую псину, лупят палками, превращая кости в кашу, потом сдирают шкуру. С живой…

Колин усилил давление на глотку. У Элека задергались веки, закатились белки глаз. Какой-то внешний раздражитель, едва определимый, подталкивал не останавливаться, довершить начатое. Не идти у себя на поводу, подвиг достойный прославляющей рифмы.

— Как вариант лишают способности свободно дышать, растягивая агонию на несколько часов…

Вряд ли Колина слушали. Виконта приводило в оцепенение не физическое воздействие, но понимание близкой смерти. Как понимает её приговоренный к казни, когда не лезвие топора, но лишь тень, касается кожи.

— В Унгрии говорят, все под богом, — продолжал унгриец. — Но ты верно решил проверить так ли это? Огорчю. К тебе утверждение не относится. Ты не из Унгрии.

Колин отпустил Элека и позволил отдышаться, отхрипеть.

— Жаль, здесь негде помыть руки…, — намекнули виконту о причинах относительно благоприятного для него исхода конфликта.

Предположения, для чего Харцу затевать ссору, унгрийца не мучили. Для чего предполагать, если всегда можно продолжить начатое и постичь истину в её неприглядности. Ну или красоте. Виконт еще не знаком с изумительными рецептами приготовления строганины и отбивного мяса. Не говоря уже о саннагчи, хоунао и хуоджиолю*.

— Мне здесь начинает нравится, — констатировал унгриец прилив сил и подъем настроения. Определился он и с раздражителем. Запах. Жасмина и розмарина.

— Либо у него с камер-юнгфер один парфюмер, либо одни духи на двоих… Она что? Со всех пробу снимает?

По жилищу баронессы Аранко, по всем углам и закоулкам, прошлась хозяйская рука. Все что можно отмыть — отмыли, переставить — переставили. Лишнее, действительно лишнее, убрали прочь. Появились цветы, в больших и малых вазонах, горшках и горшочках. Одни цвели, другие только собирались порадовать красотой, третьи раскинули по сторонам лопушистые листья, четвертые бодро топорщили зеленые стрелки. На колченогом столе кувшин для воды и кружки. На старом, из мореного дуба кассоне, каких уже не делают — не умеют — салфетка. Одну из стен украсил гобелен. Лужайка, псы, охотники и прекрасные пастушки.

«Вот что делать голым теткам на охоте?» — умилился унгриец пасторали. — «Или смотря на кого охотиться?»

Пользуясь случаем, Колин осмотрел нос Йоррун.

— Сходи к лекарю, поменять восковые трубки.

Опухоль почти спала, но синяки только наспели.

Йоррун поблагодарила. Искренне. Улуг искупил все обиды и притеснения.

Самые разительные изменения произошли в хозяйке комнат. Янамари отмыли, уложили волосы в венец, переодели в чистое и подобающее платье. Колин посочувствовал девочке. Она никогда не вырастет красавицей. То, что смягчает детский возраст, со временем обретет несовершенство пропорций. Черты лица обострятся непритягательной неправильностью. Единственное что останется неизменным, чудесный живой взгляд. Удивительно выразительный и искренний.

— Колин! — бросилась девочка к унгрийцу. Выглядеть серьезной и взрослой хватило всего несколько мгновений. — Ты обещал приходить! — ловко повисла она на шеи названного брата и собиралась поцеловать. Он не отстранился. Настолько разителен контраст с вчерашней замарашкой.

«Рассказать гранде историю про Золушку?» — любовался он сияющими глазами Янамари и кружил девчушку под издаваемый ею радостный визг.

— И вот я здесь, эсм.

Девочка не включилась в игру, быть самою собой ей нравилось больше.

Нумия подала чай, выпечку и много еще чего вкусного.

— Сама пекла?

— Я не умею, — призналась баронесса, хотя первый порыв соврать. Немножечко-немножечко.

— Но научишься?

— Конечно, научусь! — охотно вызвалась Янамари. Нормальное детское желание, чтобы все её любили и хвалили…

«…И дули на сбитые коленки и локти.»

— Ты постаралась, — похвалил Колин за перемены в жилище. — Выше всяких похвал. Ты теперь настоящая эсм. Следует завести экипаж белых лошадей и любимую собаку. Или по крайней мере кошку.

Янамари весело рассмеялась, представляя нечаянное богатство. Особенно кошку. Дымчатую и большеглазую.

— А еще Нумия учит меня писать, — поспешила Янамари поделиться добрыми новостями. — А Йор показывает, как обращаться с ножом. Хочешь и тебе покажу?

— Ты пригласила меня завтракать?

— Но потом посмотришь?

— Потом, да.

Колин героически делал маленькие глоточки. Чай ему по-прежнему не нравился, ни в каком виде, но этот был особенно противен.

Девочка трещала без умолку, рассказывая обо всем сразу. Забывая о приличиях, или толкуя их по своему, ковырялась ложкой в вишневом муссе, пачкала сладким лицо, говорила с набитым ртом, весело хрумкала печеньем. Колин не одергивал и, почти, не слушал.

«Разучишься принимать маленькие радости, большие покажутся пресными,» — то ли укорял себя, то ли посочувствовал унгриец. — «Облизывать варение с пальцев, что может быть на свете вкусней?»

Память вспышкой, словно в отместку, выбросила свою картинку. Кровь на клинке. Наверное, врага. Иначе, почему она так неповторимо и незабываемо вкусна?

Колин поторопился отставить чашку. Заваренные лепестки роз засластили напиток, и отравили его ароматом. Новый посыл памяти унгриец заглушил. Кровь в воде. Тот же оттенок.

Спасение за окном. Валит снег. Деревья в парке опустили ветки, упрятав под белое последнее золото листьев.

Янамари не утерпела поделиться успехами. В доказательство принесла исчерканные листы. Палочки, хвостики, крючочки… кляксы, помарки, исправления. Чистописание хромало на «обе ноги и обе руки».

— А Нумия заставляет на ночь надевать рубашку, — пожаловалась девочка. — А Рисса говорила, в рубашках спят у кого кривые ноги, горб и нет груди*.

Колин вопросительно склонил голову. Девочка соскочила со стула и закружилась, взметнув подол платья вверх. Остановилась, подбоченись и, прогнувшись назад, выпятить формы и линии.

— Пожалуй, тебе не нужна рубашка, — согласился он, осчастливив Янамари.

— А еще меня уведомил саин Латгард, сегодня состоится Совет и мне надлежит явиться, — и уже шепотом спросила. — Ты пойдешь со мной?

— А ты этого хочешь?

— Я никого не знаю. И мне не нравиться вино, — поскучнела разом девочка.

— Совет собирают обсудить важные вопросы, выслушать других и высказать свое мнение, — разъяснил Колин.

— И я буду высказывать? — всполошилась Янамари испугано тараща глазенки.

«Что значит возраст. Будь постарше, наперво бы подумала что наденет, а уж потом что скажет. Жаль со временем многое уходит. И отнюдь не худшее.»