Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

— Если у тебя будут хорошие мысли, почему ими не поделиться?

— Нет, не будут, — призналась она и привела неожиданную параллель. — Я писать не умею и читаю плохо. И ни с кем толком не знакома. Только с тобой, — и заканючила, — Колин, пожалуйста, пойдем.

— Ну, я тоже не со многими знаком.

— Ага… Тебя уже приглашали к эсм Сатеник. Два раза, — поймали названного брата на лукавстве. — Ну, пожалуйста!

«В этих стенах не посеркетничаешь,» — не ожидал он осведомленности юной подопечной.

— Что же… Раз ты просишь.

Девочка радостно хлопнула в ладошки. Хорошо, когда в жизни есть за кого спрятаться.

— Совет назначен на половину седьмого, — не дожидаясь вопроса, доложила Нумия.

Если бы унгрийцу в это утро посчастливилось оказаться у Святого Хара, то он бы в яви узрел творение рук своих. События происходящие у церкви всполошили округу. Громкое паническое краканье собрало стаю воронья, чертивших круги над колокольней. Они, то широко расходились, то сжимались в москитную тучу. Люди в тревоге смотрели ввысь — Неспроста клятые кружат! и осенились троеперстием от лиха. Кто-то громко читал молитву. Многие подхватывали. Нескладно и в разнобой.

Предчувствие беды не обмануло. Черная птица выметнулась из стрельчатой арки колокольни, дернув веревку. Сбилась с крыла, потеряла высоту, но тут же выправилась лететь. Удар звонкой меди получился слабым и не достаточно громким. По мере того, как ворон приходил в себя, звон становился жестче, яростней и беспорядочней.

— Ими уповаю! Ими! — радостно орал Альтус, тыча перстом в небо.

Не более получаса назад, растрепанный, взмыленный, разгоряченный собственной речью, нищий кричал в толпу, словно бросался грязью.

— …И не дождавшись молитвы людской, птицы небесные взовут к небесам! — указывал Альтус в напитанный непогодой свинец туч. — Их услышит? Не нас! — подползая, протягивал руки к толпе и плакал. — Вижу! Вижу! Лик огненный. Нами взращенный! Нами вскормленный! Погибель наша и искупление! Зерно пшеничное перевесит пуд золотой, так праведные дела перетянут греховные. Что положите в правую, коли в левой с верхом полно?

Кричала птица… Слетелось воронье… Ударил колокол… Под нарастающий вороний грай и колокольный звон, народ валился в размесенный снег, и молился, молился, молился. Клал поклоны, часто и много. Но не приходило упокоение, и лишь росла тревога.

Хлеб и зерно на рынке к обеду подскочили в цене вдвое.

Во истину Серебряный дворец стал тесен и встречи в нем едва ли не чаще непогоды за окнами.

— Она, правда, твоя любовница? — Людвика пристроилась сопровождать унгрийца. Выглядела контесс довольно привлекательно. Как выглядит первый весенний цветок. Преподнести себя надобно не дюжее умение и природный талант.

«Продаваться надо уметь. Интересно, лежа под мужиком, она так же очаровательно улыбается?» — разглядывал Колин девушку и находил в ней многие достоинства. Не те что вызывают одобрение, но вполне способные облегчить устроиться в жизни.

— Хочешь предложить себя на её место?

— Есть возражения? Выгляжу я гораздо лучше, с какой стороны не посмотри.

— И с какой смотреть?

— Обычно снизу.

— Выглядеть и быть разные вещи.

— Ты о девственности? Уверена, вряд ли заметишь такой недостаток, как её отсутствие, — весьма откровенна собеседница.

— Мне над этим размышлять?

— Над недостатком? — лучилась дружелюбием Людвика, поспевая шагать вровень с унгрийцем.

Краткость знакомства — они виделись всего два раза, и гризуальная тема разговора её не смущала. Мнением которое сложиться у унгрийца о ней не морочилась. Её мнение о нем не лучше. Но Поллаку, она уверена, на него начхать.

— Вытекающими из недостатка достоинствами, — пояснил Колин.

— При желании можешь и оценить, — предложили ему без всякого стеснения.

Сколько людей, столько способов решить личные проблемы. Порой парадоксальными. Одни напрашиваются чтобы их прикончили, другие — поваляли. Одни в качестве аргументов выбирают сталь, другие — раздвигают ноги.

Приятное общение прервалось, не обозначив перспектив продолжения. Завидев Латгарда, Людвика резко потеряла к унгрийцу всякий интерес. Беседа в присутствии канцлера исключалась. Но бросать столь содержательный разговор, на столь занимательной ноте нежелательно. Во избежание начинать его с начала.

«Кто слушает женщину — дурак, кто верит ею сказанному, дурак вдвойне,» — мудрили древние умы и не принимать их мудрость нет оснований.

— А если по правде? — спросил унгриец доверившись наитию. Иногда оно не подводило.

— По правде? — преобразилась на мгновение девушка. — Предпочту лечь со свиньей!

И вот опять перед унгрийцем прежняя Людвика, игривая пастушка и ветреница.

— Верю.

Можно сказать они расстались в самом лучшем друг к другу расположении.

— По-моему ты сжульничал, — не то обвинил, не то выговорил Латгард унгрийцу, едва они обменялись приветствиями. — Задача с всадником не имеет решения.

«Кто сказал, деньги это тяжкие труды, пот и бессонница?» — повеселел Колин. Тирада канцлера, фактически вексель на предъявителя. Осталось только его получить.

— Беретесь это утверждать?

— Не имеет, — непоколебим и сердит Латгард. — Не только я, но и… человек, с которым задачу обсуждал, не увидел решения…

— Любопытно, кому вы её показали?

— Это имеет значение?

— Скажем… насколько ваш знакомый компетентен выносить окончательный приговор.

— Поверь на слово, более чем достойный саин. И понимает в шахматных баталиях значительно больше многих, — канцлер счел возможным подчеркнуть. — Значительно больше.

— Однако не достаточно хорошо, раз и он и вы пришли к такому выводу.

— К какому такому?

— Ошибочному и заподозрили в обмане.

— А разве нет?

— Готов разубедить. За скромную сумму.

— Простите что? — не сообразил Латгард, хотя изъяснились с ним предельно ясно. Без всяких аллегорий и словесной шелухи.

— Почему бы вам не купить секрет всадника.

— Купить?! — обалдел канцлер от такой наглости.

Как человек, Латгард готов возмутиться и отчитать корыстного нахала. Как придворный, восхитился. Юнец проявлял не дюжую хватку. В борьбе взаимоисключений победило последнее. Канцлера оказалось больше, чем Латгарда.

— А что предосудительного вы увидели в моем предложении?

— Обычно покупают вещи…

— А вистеар*? А учитель? Лекарь? Решение задачи такой же товар, как и умение фехтовать, знания грамматики и риторики, определение целебных свойств трав и семян.

— И во сколько ты оцениваешь свое знание?

— Нобль за каждый, — обязательный нажим, — ПРАВИЛЬНЫЙ ход.

Колином двигала отнюдь не корысть. Вернее, не только она. Но желание проверить некоторые допущения относительно Латгарда. То, как человек расстается с деньгами хороший критерий оценить многие из черт характера. Ведь порой щедрость вовсе не состояние души, а излишняя тугость кошеля. А бережливость не признак бедности, но тяжесть вложенного труда в достижение достатка.