Джена Шоуолтер - Темная ночь

По непонятной причине ванна и все предметы мебели были намертво привинчены к полу.

С потолка лился рассеянный свет, разбрасывая в разные стороны латунного цвета лучики. Никаких украшений – ни картин, ни безделушек – не было. «Интересно, их нет в принципе или Мэддокс все убрал из страха, что я что-нибудь украду?» – подумала девушка и обиженно засопела. В институте ей очень хорошо платили, и деньги не были для нее проблемой. Кроме того, Макинтош баловал ее и покупал ей все, чего бы она ни попросила. Если Эшлин не хотелось обращаться к нему, она делала заказ в Интернете, и желанную вещь доставляли прямо к ее порогу. Она прокрутила в памяти свои интернет-приобретения и залилась краской. Она обожала любовные романы, и как-то раз, прочитав один из них, купила костюм наложницы из султанского гарема и комплект черного кожаного белья, а в другой раз, изучив книгу, главными героями которой были агент под прикрытием и бывшая воровка, приобрела кучу шелковых шарфов и монтажный скотч. Впрочем, ничем из этого ей так и не довелось воспользоваться.

Эшлин вздохнула и макнула одно из полотенец в остывшую воду в ванне. Не раздеваясь, она постаралась привести себя в порядок. Мысль о том, что кто-то из мужчин внезапно вернется и застанет ее нагишом, приводила в ужас.

«Да, но ты была бы не против, если бы этим кем-то оказался Мэддокс», – поддразнил ее внутренний голос.

«Нет, я была бы чертовски против, – мысленно отозвалась она, смущенная тем, как к ней в голову вообще могла залететь такая мысль. – Он напугал меня».

«Благодаря ему ты погрузилась в драгоценную тишину», – продолжал нашептывать голос.

«Он здесь ни при чем, – парировала девушка. – Ведь его сейчас здесь нет, а голоса молчат. Моя голова ясная, и я не слышу ничего, кроме собственных мыслей. Я просто исцелилась».

«Нет, не исцелилась, – шептал голос. – Ты ведь слышала голоса прошлой ночью в подземелье».

– Прекрасно, я разговариваю сама с собой! – воскликнула Эшлин, всплескивая руками. – Что еще на очереди?

Она задержалась у зеркала и принялась внимательно себя рассматривать. Несколько крошечных капелек воды соскользнуло по лбу, пробежало по носу и подбородку. На щеках играл здоровый розовый румянец, а глаза загадочно сверкали. Сейчас, стоя перед зеркалом после всего, что произошло, Эшлин остро, как никогда раньше, сознавала, насколько хрупка ее жизнь, и тем не менее не могла не признать, что более живой и цветущей, чем сейчас, не выглядела, пожалуй, никогда. «Как странно…» – подумала она.

У нее заурчало в животе, и она вспомнила о подносе с едой, который Мэддокс оставил на полу. Ноги сами понесли ее назад в комнату, и она направилась к лакомствам, по дороге расшвыривая ногами вещи, которые до этого в поисках телефона выкинула из гардеробной. По полу были рассыпаны черные футболки, черные джинсы, черные брифы. Эшлин представила Мэддокса, подтянутого, мускулистого, в одних таких вот брифах, и у нее затвердели соски. Она вообразила его раскинувшимся на постели – естество возбуждено, глаза горят сладострастием, жестом он приказывает ей подойти, и она идет не мешкая, радостно и охотно.

Эшлин закусила нижнюю губу. Мэддокс… на постели… страстно желающий ее… У нее подкосились ноги, а в животе запорхали бабочки. «Глупая девчонка! – мысленно обругала она себя. – До чего странно повлияла на меня тишина: не могу думать ни о чем, кроме секса».

Она подошла к окну, прихватив поднос с едой, и, установив его на каменный выступ, засунула в рот виноградину. Сладкий сок наполнил ее рот, а затем стек по гортани, и она едва не застонала от удовольствия, но тут же одернула себя: «Не время пробовать лакомства, лучше подумай, как выбраться отсюда!» – приказала она себе. Сосредоточившись, Эшлин принялась рассуждать логически: «Макинтош знает и о крепости, и об обитающих в ней существах. Более того, я говорила ему, что хочу сходить сюда. Наверняка он без труда догадается, где меня искать. Но захочет ли он прийти мне на помощь? Он всегда был добр ко мне, но с остальными подчиненными он держится очень жестко: не прощает ошибок, не терпит, когда ему противоречат или не подчиняются. А вдруг он разозлится, что я ослушалась, и решит, что я это заслужила – пусть меня сожрут волки? – Эшлин тряхнула головой. – Нет, нет, он обязательно придет за мной, – принялась она горячо убеждать себя, – ведь я нужна ему».

Но сколько ни вглядывалась в лес, расстилавшийся под окном, Эшлин не видела ничего, кроме деревьев и снега. Тем не менее она не унывала. «Он сейчас может быть где угодно», – убеждала она себя. Стоя вплотную к окну, чтобы ее было видно с улицы, она отправила в рот еще одну виноградину и легонько постучала по стеклу кончиком пальцев. «Я здесь! Ты видишь меня?» – мысленно обратилась она к Макинтошу.

Эшлин понимала, что нужно выбираться как можно быстрее, – у обитателей этого замка явно не все дома, и чем дальше, тем больше общее безумие овладевало и ею тоже. «Подумать только! – удивлялась она. – Пару минут назад я представляла своего обидчика в одном исподнем! Не очень-то похоже на поведение человека в здравом уме. Ну ничего, Макинтош скоро придет за мной, увидит меня в окне, выломает входную дверь и вызволит меня», – успокаивала себя Эшлин, но внезапно ойкнула и осеклась, поняв: Макинтошу нельзя появляться в замке – он не ровня Мэддоксу и остальным. «Значит, я должна отвлечь Мэддокса, – решила она. – Может быть, каким-то образом неожиданно напасть на него, вырубить и убежать. Выбраться из крепости, спуститься с холма. Лучше уж холод и голоса, чем жизнь под дамокловым мечом. Но как же отвлечь Мэддокса?» Размышляя над этим вопросом, она незаметно доела весь виноград, после чего переключилась на мясную нарезку и сыр, запивая их вином.

Через пару минут на блюде остались одни крошки, а бутылка наполовину опустела. Эшлин никогда не ела ничего вкуснее. Ветчина, посыпанная сверху тростниковым сахаром, таяла во рту. Сыр имел мягкий, не слишком резкий вкус и прекрасно сочетался с вином. Напиток был превосходен. «Что ж, это место не совсем безнадежно», – заключила Эшлин. Но ведь вкусная еда – еще не повод оставаться здесь. И тут ее мысль сама собой сделала маневр в совершенно неожиданную сторону: «А секс? Секс – повод? Нет, конечно же нет», – отрезала Эшлин, прислушиваясь к своему животу, в котором снова как будто вспорхнула стайка бабочек. Однако ей показалось, будто на сей раз дело было не только в бабочках, а в чем-то еще.

Внутри ее началось какое-то странное, пока еще едва уловимое движение, каждый мускул, каждая клеточка, каждый рецептор в ее теле словно поднялся по тревоге, изготовившись к чему-то грозному, но пока еще неведомому. Это было подобно затишью перед самой разрушительной из бурь. У Эшлин ничего не болело, она не испытывала какого-то определенного физического дискомфорта – и все же ей было очевидно, что с ее телом происходит что-то не то. Удар сердца. Еще один. Эшлин напряженно сглотнула, прислушиваясь к себе, выжидая.