Юрий Ишбулатов - Пепельная столица

Голубая кровь Лиоры обернулась льдом. Никогда она не была свидетелем столь жестоко проявления животной мощи, никогда не осознавала, сколь хрупко тело Хинаринца. Но Гакрот, круживший среди поверженных пьяниц, загнал девушку в глубокий испуг, граничащий с паникой. Разверзшийся разрез увлажнившихся губ бежал к затылку, а огромные желтоватые маляры тонули в вязкой слюне, которая крупными каплями срывалась на изорванную одежду пепельных. В невозмутимом холодном взгляде не было ни малейшего признака бушевавшей кровожадности. Мотнув головой и громко фыркнув, Гакрот отвлекся от пепельных и поднял безжизненные, мелкие глаза на Лиору. Девушка не смогла больше сдерживать крупную дрожь и частые всхлипы. Каронц успокаивающе заурчал и просунул теплую голову ей под руку, прижимаясь к груди, в которой захлебывались два сердца.

— Возвращаемся назад, — спокойно скомандовал Змей и быстрым, но не суетливым, шагом направился к Лиоре. Девушка непроизвольно вжалась спиной в стену кондитерской и вцепилась в пух Хоакса.

— Отомри и начинай перебирать ногами, — громче повторил Гакрот, и встряхнул оцепеневшую девушку.

— Мы должны навестить Мати. Она в опасности, — отчеканила Лиора, не осознавая произнесённых слов. Она просто озвучила первую мысль, которая не была призывом к паническому бегству.

— Тогда ей следует обратиться в Гильдию. Мне нет дела, и ты не будешь рисковать ради нее, — безразлично отозвался Змей и жестом велел Хоаксу идти. Бледная покорно побрела за пернатым зверем, дарившем ей подобие успокоения.

— Вышло неплохо, — заключил Гакрот, попробовав рагу из Скретов, объемную форму с которым он извлек из раскаленной печи. Как и любой Змей, он был искусным и увлеченным кулинаром, а также знал около трех десятков рецептов с использованием тоннельников и буквально обитал на кухне Лиоры. Ненавязчивый, но приятный и многогранный аромат вывел Лиору из оцепенения, когда парящая миска опустилась перед ней.

— Недостаточно пряно, чтобы обжигать язык, но и не пресно. Так мы сможем распробовать десерт, — добавил Змей, присаживаясь напротив. Хоакс нес дозор на крыше, и девушка вела себя очень отстраненно, с большой опаской наблюдала за Гакротом. Когда железные пластины на его броне, врезались в пол, она непроизвольно дернулась и отвела глаза. Только через минуту девушка поднесла полную ложку горячего рагу к бескровным губам и принялась совершенно бессознательно остужать его тихим дыханием. На вкус еда оказалась действительно превосходной, но аппетит у Лиоры не пробудился. Перед ее расфокусированным взглядом до сих пор разыгрывалась жестокая сцена у кондитерской, а груз вины давил на плечи.

— Я должна была остаться здесь, — выговорилась она и заслонила лицо ладонями.

— Да. Тогда ничего бы этого не произошло, — безучастно и сухо согласился Змей, на секунду отвлекаясь от неспешного смакования рагу.

— Что ты имел в виду, когда говорил про иллюзии? — тихо спросила девушка, не отрывая рук от лица и не решаясь коснуться взглядом морды Змея.

— Я не многое понимаю об обитателях чужих Миров. Но одна вещь кажется ясной. Ваши города существуют столетиями, горы стоят вечность. Смотря на них, вы приучаете себя к мысли, что постоянство и стабильность есть покой. Лелея эту мысль, вы привязываете себя к собратьям, кланам, племенам и странам. Не успокаиваетесь, пока не потеряете возможность двинуть пальцем. После этого вы перестаете так сильно бояться будущего и считаете, что чего-то добились. — Змей излагал без спешки, часто прерываясь на глотки густой похлебки, — но когда ваши Миры сдвигаются с места, большая часть пут оказывается не прочнее дыма. Сегодня ты сама это видела. Город отказался от тебя. Кондитер, которого ты знала с детства, стал чужим, стоило тебе превратиться из источника дохода в угрозу.

— Мы боимся неизвестности, не хотим остаться без почвы под ногами. — Попыталась оправдаться девушка. Она сначала хотела упомянуть любовь и дружбу, но сегодня эти аргументы ей не казались убедительными.

— Если все это вы делаете из страха, то вы еще более жалкие, чем я думал, — заключил Змей и начал шумно полоскать рот некрепким настоем черволиста, смывая послевкусие рагу. После этого Гакрот принялся за выпечку, неспешно укладывая на язык одно пирожное за другим.

— Можно сыграть на Онкрессе? — спросила Лиора и потянулась к фруктовым «клювикам Нара», которые обожала с юного возраста. Музыка была для нее вторым по силе успокоительным после сладкого, — тихо.

— Тогда можно, — коротко кивнул Змей, — я должен слышать, что твориться на улице.

Без аппетита жуя «клювик», Лиора поднялась из-за стола и спустилась по тонкой, жмущейся к стене, лестнице в тесную, но уютную спальню. В рассеянной колонне лунного света, который падал в комнату сквозь бежевые занавеси, помещалась большая часть узкой кровати. Центральный клочок пола с недавних пор занимала мягкая подстилка, усеянная клочками голубоватого пуха и испускающая густой звериный дух. Стараниями Лиоры и Линфри, зеленоватая штукатурка стен красовалась романтизированными силуэтами зверей из других Миров, а также представители всех рас в необычных одеяниях. Кроме спальни на этаже умещалась только ванная, на скорую руку переделанная из второго гардероба. Лиора старалась до последнего посещать общественные бани, но теперь ее бледная кожа лишь покрывалась там новой грязью брезгливых взглядов.

Медный Аркефальский Онкресс, украшенный вытянутыми бликами серебристого цвета, мирно дремал возле основания кровати. Лишь изредка напоминая о себе свистом легкого ветерка в многочисленных полых трубах, которые сплетались в подобие раскидистой древесной кроны. Намереваясь пробудить внушительный инструмент, Лиора вооружилась длинными зажимами из высушенных ребер ходоков и потянулась в бархатные недра лакированной шкатулки из Фенрикского желтолиста. С осторожностью, граничащей со страхом, она извлекла сверкающую Слезу Урба средних размеров и вставила ее в паз у основание Онкресса. Инструмент начал просыпаться, пара кожаных мешков по очереди втянули воздух и разогнали его по ветвистому лабиринту полых труб. Дыхание, очнувшегося от дремы Онкресса на шелест сухой листвы. Хин научил бледных музыке через свист ветра в узких расщелинах и вой отдаленных ураганов, поэтому большинство инструментов с поднебесных Аллодов были духовыми и изображали природные звуки вдобавок к чистым нотам.

Лиора, сохраняя изящную осанку, опустилась на край кровати. Тонкие пальцы начали порхать по множеству костяных рычажков, заставляя дыхание Онкресса свиться в арию «Ночь, в которую сгорел Галафей», а точнее в ее отрывок «Прощание Аделиды». Фрагмент повествовал, как девочка провожает старшего брата на защиту Галафея от штурма пепельных. Они понимают, что шанса на возвращение домой у брата нет. Трогательный отрывок пропитан тихой грустью, сожалением об утраченном будущем и воспоминаниями о счастливом прошлом. По мере развития повествования в тени основной мелодии набирает силу рокот далекого шторма, символизирующий надвигающийся рок. Раньше Лиора отдавала предпочтения более легким и жизнерадостным произведениям, но в последние недели именно эта ария резонировала с ее настроением.