Дмитрий Хворост - Демон

Наконец нас привели в деревню. Хижины из дерева, травы и глины облепили толстые стволы деревьев, подобно тле, но большая часть всего располагалась высоко над землёй. Там, прячась в густых кронах, находился настоящий город. Повсюду, несмотря на время суток, горели факелы, ходили люди, а иногда и нелюди. Наше появление вызвало всеобщий ажиотаж — все, от мала до велика, побросали свои дела, встречая воительниц, принёсших добычу.

Я мельком увидел Санию. Она, окружённая стайкой молоденьких девочек, исчезла за дверью одного из домиков. А затем нас провели в самый центр, где стояла здоровенная клетка, окружённая четырьмя жаровнями, в которой меня вместе с остальными и заперли.

Дальнейшее мне напоминало наблюдение за потревоженным муравейником — все сновали туда-сюда, таская дрова, еду, какие-то тюки и ящики. Воздух наполнился ароматом жареного мяса и хмеля. Из ниоткуда появился стол, на котором с каждой секундой возникали новые яства. Но моё внимание привлекло совсем другое. Большая статуя из сена, находившаяся чуть поодаль, а так же плита у её подножия. Уж больно это смахивало на жертвенный алтарь.

На рассвете, когда туман сильно поредел, все приготовления оказались закончены, и началось основное действо.

Во главе стола села статная в пёстром головном уборе женщина с бронзовым, похожим на серп, клинком на поясе и жестокими чертами лица. Впечатление безжалостности ещё усугублялось жёлтыми, звериными глазами, острыми клыками, волчьим хвостом и мехом, торчащими из-под одежды. Цикличный оборотень. Не такая, как Нэгг, встреченный мной у Кэл на Земле Обетованной, она полностью подчинялась фазе луны. В полнолуние эти твари — яростные и очень опасные звери. В новолуние — люди. В остальное время — ни то, ни сё. Жертва, укушенная во время трансформации, тоже станет вервульфом. Я умудрился насчитать ещё четверых подобных ей, пока бездельничал в клетке. Так же тут оказалось полно гномок. Хотя это не так удивительно — в общинах коротышек царит жесточайший патриархат, так что свободолюбивые и инакомыслящие женщины довольно часто изгоняются из родных домов. А вот молоденькая эльфийка вызвала примерно столько же удивления, сколько и сцилла. У эльфов общество устроено невероятно сложно и в их системе социальных рангов боги ногу сломят. Но вот чтобы у них имелось какое-то притеснение женского пола, я никогда не слышал. Как и у всех остроухих, у неё было узкое вытянутое лицо с выпирающими скулами, хрупкое телосложение и шикарные волосы, хоть как-то вытягивающие общую непривлекательность. По людским меркам — дурнушка, по эльфийским — не красавица, но весьма миловидна.

Все девушки, участвовавшие в битве, расселись вокруг стола. Так же привели и Санию — её переодели в откровенный наряд, сплетённый из стеблей травы, цветов и древесной коры. На животе, щеках, плечах и руках намалевали какие-то простенькие узоры, вроде волнистых линий, спиралей и так далее.

Затем из самой крупной наземной хижины показалась пожилая женщина, увешанная различными драгоценностями и необработанными камнями на шнурках и нитках. Она сильно хромала, опираясь на посох, увенчанный птичьими перьями и костями. От неё едва-едва веяло магией. Редкий случай. Обычно, если в ребёнке талант колдуна не развивать, то он сам по себе гаснет годам к двадцати. Она же явно самоучка, но не растеряла дар. Шаманка доковыляла до алтаря и уселась на стул, который для неё несла одна из двух помощниц.

И вот веселье продолжилось.

Нас вывели из клетки — около сорока мужчин, все грязные, окровавленные и усталые и выставили вряд у пиршественного стола.

Оборотниха поднялась со своего "трона", взяла пустой бокал, зачерпнула из бочки, поставленной перед нами, и пошла вдоль шеренги. Понятия не имею, что происходит, но мне это не нравится.

Среди первых стоял тот самый молодой офицер, возглавлявший отряд, перебивший друзей Яна. Стервецу повезло пережить бойню. Парень был бледен, дрожал, как осиновый лист, и держался за бок. Из под пальцев человека сочилась кровь.

Женщина остановилась напротив. Принюхалась, разглядывая его цепкими, проникающими в душу глазами. А затем повернулась к своим соплеменниками и провела пальцем себе по шее.

Его, заскулившего от ужаса, подхватили и утащили к статуе, растянув на алтаре, как перед четвертованием. Шаманка с неохотой поднялась со своего сидения, подошла поближе, отдала посох помощнице и без всяких вспомогательных инструментов погрузила свою голую руку ему в грудь. Парень заорал изо всех сил, но почти сразу затих. Колдунья дёрнула и извлекла дымящееся, ещё бьющееся сердце, которое почти сразу объяло голубоватое пламя, превратившее его в жирный пепел.

После секундного затишья раздалось громогласное ликование. Почти все хлопали в ладоши, кричали, потрясая оружием, и радовались. Хина осталась хладнокровна. Сания спрятала лицо в ладони. А мы — пленники — разом побледнели и судорожно вздохнули.

Затем нам всё же решили объяснить происходящее. Говорила шаманка и говорила на чистейшем всеобщем.

— Он был принесён в жертву великой Бра'кно'трасун! Богине охоты! — если бы не напряжённая ситуация, я бы посмеялся от иронии происходящего. А так лишь сдавленно хмыкнул, посылая проклятья божеству, которое умудряется доставлять мне неприятности, даже находясь на другой стороне мира. — Так как был признан нашей Хай'Енхо недостойным.

— А что будет с достойными? — раздался дерзкий голос кого-то из цыган. Скорее всего, вон того, с лихой косынкой и шрамом над левой бровью. — Если им будут выдирать нечто пониже — то я лучше пойду в первую партию!

Послышались смешки наиболее бесстрашных.

Болтуна заставили сделать шаг вперёд. Оборотниха в три скачка оказалась рядом с ним и наклонилась к самой шее. Казалось ещё секунда и клыки вспорют пульсирующую жилку, выпуская из человека жизнь.

— А ты храбр, — голос женщины был сиплым, простуженным. — И остроумен. И не так уж стар. Возможно, от тебя будет толк.

Они, не моргая, смотрели друг другу в глаза, но цыган выдержал весь взгляд, даже не сбившись с дыхания.

— Хорош-ш-ш-шо, — расплылась в оскале Хай'Енхо (видимо, это нечто вроде вождя). — Но не для тебя.

Сверкнул клинок, выпотрошив человека заживо.

— Тебе стоило приберечь свои слова для кого-нибудь другого! Ты не в моём вкусе!

Когда мертвеца куда-то уволокли, женщина отошла подальше и опустошила бокал. Раздался разочарованный вздох. Видимо, это что-то значило. Затем она тыкнула ещё в десяток человек и их так же без вопросов принесли в жертву. К счастью, цыганом среди них оказался только один. Зато дезертиров теперь не осталось вовсе.