Филис Каст - Избранная луной

– Нужно, чтобы ты держал его, как я, чтобы он не покалечился, но тебе нельзя тут находиться, Ник. Нельзя видеть то, что я собираюсь делать.

Взгляд Ника сцепился с ее.

– Тогда я останусь здесь, буду держать его, как ты, и ничего не увижу. Мари, клянусь любовью к своей матери, я не предам твои секреты. Поверь мне. Пожалуйста, поверь мне.

«Я знаю, что бы сделала мама. Она бы спасла О’Брайена и поверила этому мужчине».

– Сол должен опуститься ниже, – сказала она.

– Уже иду, – кивнул Сол. Его шаги, затихая, спустились по лестнице.

– Никогда не заговаривай об этом, – попросила Ника Мари. – Жизнь моего Клана зависит от твоего молчания.

– У тебя есть моя клятва, и у тебя всегда будет мое молчание.

– Держи О’Брайена вот так. Следи, чтобы он оставался на боку. Тихонечко с ним разговаривай. Успокаивай страхи. Но не отпускай. Скажи ему, что еще не время уходить.

Кивнув, Ник занял ее место.

Мари повернулась так, чтобы серебристый свет мерцающего серпа залил ее лицо. Попыталась сосредоточиться. Попыталась зарисовать в сознании сцену, чтобы привлечь живительную силу луны и перегнать через себя в О’Брайена, но почувствовала, что они оторваны друг от друга.

Мари закрыла глаза, сосредотачиваясь, замедляя и углубляя дыхание – вдох-выдох, вдох выдох, – и попыталась дотянуться до земли, чтобы найти свой центр… заземлиться. Но земля оказалась слишком далеко внизу.

Она не могла найти ее, и Мари не знала, как ее достичь.

– Что такое? Что не так? – спросил Ник.

– Это место кажется мне странным, Ник. Я не могу… я не могу найти себя здесь! А если я не могу найти себя, как лунный свет меня узнает?

Ник взял ее руки в свои.

– Это же по-прежнему ты, Мари. И не имеет значения, где ты находишься и что делаешь: значение имеет лишь то, кто ты. Признай себя, и, уверен, луна тебя тоже признает.

– О, Ник! Вот оно! Это по-прежнему я… все, что мне нужно сделать, так это представить. – Двигаясь со все возрастающей уверенностью, Мари встала, широко раскинув руки. Она узнала голос матери в музыке, что сплелась с ветром, струящимся сквозь ветви деревьев. «Радуйся, девочка моя! Не забудь наполнить себя радостью! А этой ночью, Мари, ты должна сохранить часть силы Луны для себя».

Улыбка Мари, казалось, поднялась из ее души, чтобы наполнить тело и перетечь на лицо. «Я слышу тебя, мама. На этот раз я сделаю все, как ты сказала».

Наполнившись радостью и начав с «М», чтобы Земля и Луна ее узнали, Мари начала танцевать свое имя посреди Древесного Племени.

Обнимая своего умирающего кузена, корчащегося и борющегося за дыхание, Ник с нетерпением ждал, когда Мари сделает что-нибудь – что угодно – и спасет О’Брайена. Однако того, что она будет танцевать, он никак не ожидал. Но Мари, широко раскинув руки, поворачивая ладони и перебирая пальцами воздух, словно под аккомпанемент позвякивающих бессчетных гирлянд из кристаллов и стекла, бусин и ракушек, украшающих деревья, начала танцевать. Она двигалась вокруг него, прорисовывая шагами узор. Лицо – уникальная смесь черт Племени и Клана – вспыхнуло радостью и лунным светом, а белокурые волосы ласково обвивали его.

Ник подумал, что она самая восхитительная девушка, которую он когда-либо видел. Потом она заговорила колеблющимся монотонным голосом, словно сказочница.

Она по-прежнему танцевала вокруг него, но теперь голос стал сильнее и намного увереннее.

Прекратив танцевать перед изуродованной правой ногой О’Брайена, Мари изящно опустилась на колени рядом с ним, осторожно положила руку на его икру, прямо над раной. Другую подняла над собой, широко растопырив пальцы, раскрыв ладонь навстречу лунному свету. Голосом, исполненным силы, закончила заклинание.

До конца жизни Ник мог воскресить в воображении образ Мари: руки и лицо подняты к луне, глаза искрятся серебром. Она словно стала светочем лунного света, струящегося на нее, озаряя Мари, О’Брайена и даже Ника. Ник почувствовал, как тело кузена дернулось, словно девушка чем-то в него выстрелила. Ника тоже задело. Он почувствовал холод, словно слишком близко подошел к водопаду. Рана на спине, пульсирующая болью в такт с сердцебиением, особенно после того, как он нес О’Брайена, внезапно унялась. Боль в бедре – постоянно припекающая и тянущая – отпустила.

И тут Ник осознал, что О’Брайен больше не корчится от судорог. Его тело совсем расслабилось. Борьба за каждый вдох уступила место глубокому и размеренному дыханию. Кажется, он спокойно спал.

Ник не мог оторвать взгляд от Мари: освещенная лунным светом, она казалась сошедшей на землю богиней: могущественной, соблазнительной, таинственной.

Потом она шевельнулась, отводя взгляд от неба, чтобы поглядеть на Ника. Он наблюдал, как серебряный огонь в ее глазах выцветал, пока они снова не стали серыми, но радость не сходила с ее лица.

– Получилось! – выдохнула она. – Я призвала луну! – Она покачала головой и слегка усмехнулась. – Я не была уверена, что получится, но получилось. Он исцелен, Ник. Теперь с О’Брайеном все будет хорошо.

– Правда? – спросил Ник приглушенным почтительным голосом.

Мари улыбнулась:

– Как ты и говорил, это всего лишь я.

– Нет, ты гораздо больше, чем все, что угодно. Ты…

О’Брайен закашлялся, выплевывая палочку и вытирая рот, несколько раз моргнул, а потом посмотрел на Ника.

– Братец? Где я?

Радость захлестнула Ника, и он усмехнулся, глядя на своего кузена сквозь слезы счастья.

– Ты с Мари и со мной. Теперь с тобой все будет хорошо, О’Брайен. Ты будешь жить!

О’Брайен наморщил лоб, осмотревшись и найдя Мари, стоящую на коленях возле его ноги, все еще держа руку на икре.

Он неуверенно ей улыбнулся.

– Привет. Я много о тебе слышал. Приятно познакомится, девушка в огне.

У Мари на щеках появились ямочки.

– Мне тоже приятно познакомиться, О’Брайен. Давай я быстренько тебя осмотрю. – Она ловко размотала повязку, и Ник пораженно уставился на ногу О’Брайена. Опухоль еще не спала, но полоски уже исчезли. Мари сняла травяную обмотку, удерживающую припарку на ране, и Ник выдохнул.

– Гнойники совсем исчезли! – воскликнул он.

– Как и запах, – кивнула Мари. – Я очень рада, что так быстро проходит.

О’Брайен приподнялся с помощью Ника, потом сел, глядя на свою ногу. Когда он перевел взгляд на Мари, по его щекам текли слезы.