Роджер Желязны - Антология мировой фантастики. Том 3. Волшебная страна

И к тому времени, как меч почернел, заклятия магии оковали его от рукояти до острия.

Никто не сумеет рассказать вам всего об этом мече; ибо те, кому ведомы пути космоса, по которым скитались некогда его металлы, пока Земля не словила их одного за другим, проплывая мимо по своей орбите, не тратят время на такие пустяки, как магия, и потому не смогут сообщить вам о том, как откован был меч; те же, кому ведомы истоки поэзии и жажда песен, присущая душе человеческой, кому знакома хотя бы одна из пятидесяти отраслей магии, не тратят времени на такие пустяки, как наука, и потому не смогут сообщить вам, откуда взялись ингредиенты меча. Достаточно и того, что некогда носился он за пределами Земли, ныне же оказался здесь, среди заурядных камней; что некогда был он не более чем одним из таких камней, а ныне заключал в себе то же, что и тихая музыка; пусть те, кто сможет, опишут сей меч.

И вот ведьма потянула черное лезвие за рукоять, увесистую и закругленную с одной стороны, ибо она вырезала в дерне под рукоятью небольшой желобок специально с этой целью, и принялась затачивать грани меча при помощи причудливого зеленоватого камня, продолжая петь над клинком свою странную песню.

Алверик молча наблюдал за колдуньей, удивляясь и не следя за минутами; может быть, все это продолжалось мгновения, а может быть, звезды тем временем далеко ушли по своим путям. Но вот ведьма закончила. Она поднялась; меч лежал на ее вытянутых руках. Она резко протянула меч Алверику; юноша принял дар; колдунья отвернулась; в глазах у нее можно было прочесть, что она бы не прочь оставить у себя либо меч, либо Алверика. Юноша поворотился, чтобы излить на нее поток благодарностей, но колдунья уже исчезла.

Алверик принялся стучать в двери погруженного во мрак дома, зовя: «Ведьма, ведьма!»; один на пустынной вересковой пустоши, он стучал и звал, и в конце концов его услышали дети на далеких фермах и расплакались от страха. Тогда Алверик повернул домой, и это было к лучшему.

Высоко в башню, в просторный, скудно меблированный покой, служивший Алверику опочивальней, проник луч встающего солнца. Юноша пробудился и тотчас же вспомнил про волшебный меч, и каждое мгновение пробуждения озарилось для него радостью. Вполне естественно веселиться при мысли о только что полученном подарке, но немалая радость заключена была и в самом мече, радость, которая, возможно, могла передаваться думам Алверика с тем большей легкостью, что думы эти только что возвратились из страны снов, откуда, собственно, меч и был родом; как бы то ни было, те, кому в руки попадает волшебный клинок, всегда ощущают подобную радость, отчетливо и безошибочно, покуда меч не утратит своей новизны.

Алверику не с кем было прощаться, и решил он, что лучше немедленно повиноваться велению отца, нежели остаться и объяснять, почему он берет с собою в дорогу не тот меч, которым дорожил его отец, но другой, который почитает лучшим. Потому юноша не задержался, даже чтобы поесть, но сложил припасы в дорожный мешок и подвесил на ремне новую кожаную флягу; однако не стал терять времени, чтобы наполнить ее, ибо знал, что по дороге встретится немало ручьев; и приладив меч отца так, как обычно носят мечи, он перебросил второй меч за спину, укрепил грубо сделанную рукоять у плеча и зашагал прочь от замка и от долины Эрл. Денег он взял с собою немного, только неполную пригоршню меди — на расходы в ведомых нам полях, ибо не знал он, какая монета и какие средства обмена в ходу по ту сторону границы сумерек.

А долина Эрл находится совсем близко от границы, далее которой не простираются ведомые нам поля. Алверик поднялся на холм, прошел через пашни, миновал ореховые леса; над головою юноши радостно сияло синее небо, пока шел он полями, а едва Алверик вступил в лес, под ноги ему легла столь же яркая синева, ибо была пора колокольчиков. Алверик подкрепился, наполнил свою флягу и далее шел весь день на восток, так что к вечеру вдали показались, медленно выплывая из тумана, горы фейри цвета бледных незабудок.

И пока солнце садилось за спиною у Алверика, юноша окинул взглядом бледно-голубые горы, надеясь увидеть, какими красками вершины их изумят вечер; но ни малейшего оттенка не приняли они от заходящего солнца, великолепие которого позолотило ведомые нам поля от края до края. Ничуть не поблекли резкие очертания отвесных пропастей, нигде не сгустились тени, и понял Алверик: ничто из того, что происходит здесь, не в силах изменить зачарованные земли.

Юноша отвел взор свой от безмятежно-бледной красоты гор и снова оглядел ведомые нам поля. И там приметил он жилища смертных — домики с остроконечными крышами, что поднимались к солнцу над пышными живыми изгородями в весенней прелести. Алверик зашагал мимо них; все явственнее становилась красота вечера, пели птицы, цветы разливали благоухание, ароматы все сильнее кружили голову, вечер принаряжался, чтобы достойно встретить Вечернюю Звезду. Но еще до того, как показалась звезда, юный искатель приключений нашел хижину, которую высматривал: над дверью ее развевалось изображение огромной бурой шкуры, покрытой позолоченными чужеземными буквами, — знак того, что под этой крышей живет кожевник.

Алверик постучал, и на стук вышел старик, маленький и согбенный старостью, и согнулся он еще больше, едва Алверик назвал себя. И юноша попросил о ножнах для своего меча, однако об истинной сути клинка не сказал ни слова. И вот хозяин и гость вошли в хижину, где у пылающего очага сидела старуха, и супруги оказали Алверику великие почести. И старик уселся за крепко сбитый стол, гладкая поверхность которого ярко сияла там, где не была пробита крохотными инструментами, сверлившими кусочки кожи на протяжении всей жизни этого человека и еще раньше, во времена его отцов. Старик положил меч на колени и подивился, сколь грубо сработаны рукоять и гарда, ибо необработанный металл не был отшлифован; подивился и необычной ширине лезвия; а потом он прищурился и задумался о своем ремесле. И спустя некоторое время он надумал, что следует сделать, и жена его принесла превосходную кожу, и старик наметил на ней две детали, по ширине равные мечу и даже немного шире.

Алверик старательно уклонялся от расспросов кожевника, которому не давал-таки покоя огромный и сверкающий меч, ибо не желал юноша смущать ум старика, рассказав, что перед ним такое; он достаточно смутил пожилую чету чуть позже, когда попросил приютить его на ночь.

И старики приютили Алверика и так долго извинялись при этом, словно это они просили об одолжении, и угостили славным ужином из своего котла, в котором варилось все, что только попадалось старику в ловушки; и как ни отговаривал их Алверик, уступили ему свою кровать, а себе приготовили на эту ночь ложе из шкур у огня.