Кэмерон Джейс - Румпельштейн

— Я должна соткать его для тебя, Румпельштильцхен, — еле-еле улыбнулась девочка, кивая на прялку. Я заметил, что она прядёт мои волосы. — Я сотку тебе ещё один прекрасный сон, — произнесла моя дочь. Её веки дрожали от усталости. Прялка пожирала её душу, но, казалось, что, несмотря на это, моя дочь была вынуждена прясть.

— Какой сон? — спросил я.

— Сон обо мне, — пробормотала она. — Чтобы ты никогда меня не забыл.

Я не понял, почему должен забыть её, но прежде чем успел уточнить, Рапунцель лишилась чувств. Я поднял её на руки, позвал жену, и мы заспешили прочь из дома.

Но было уже слишком поздно.

К нашему дому приближались охотники на лошадях, и от топота копыт у меня мурашки побежали по телу.

Когда я вышел, охотников было уже четверо; они скрывали свои лица под шлемами в форме головы ястреба. Только один из них был всадником без головы, а возможно, мне просто так казалось из-за сгустившейся вокруг нас ночной тьмы. Они уже поймали мою жену и бросили её в ближайший колодец вместе с мешком золота. Значит, пришли они сюда не за золотом. За Рапунцель, как и говорил Джек.

Я побежал, держа на руках Рапунцель, но меня окружили. Почувствовав, как подкашиваются ноги, упал на колени. Лучше бы я взял с собой меч Джека! Но он остался в хижине.

Я был уверен, что нас спасут. Кто-то или что-то придёт на помощь. Очередное божественное вмешательство. Но я ошибался.

Ко мне решительно направилась Дама Готхель.

— Отдай нам свою дочь добровольно, Румпельштильцхен, — протянула она вперёд руки. — Мы всё равно её заберём.

— Нет! — закричал я и прижал Рапунцель сильнее к своей груди. Её длинные волосы мотались по земле.

Внезапно воздух вокруг меня стал ледяным, а тучи на ночном небе окрасились в тёмно-фиолетовый цвет. У меня по коже побежали мурашки. Над нами кружили вороны, хлопали крыльями и злобно каркали. На деревню опустился тёмный туман, расступавшийся перед приближающимся к нам таинственным всадником. Королевой Скорби.

Она выехала из темноты на безрогом единороге. Даже в такое мрачное время красота Королевы казалась мне ошеломительной. Как Смерть собственной персоной. Каким образом такая тёмная душа, как у неё, могла населять такое прекрасное тело? Я подумал, что только белый единорог, на котором она сидела верхом, мог сравниться с Королевой по красоте. Может, поэтому она и срезала его рог?

Я присмотрелся и заметил шрам на том месте, где должен был быть рог. Единорог грациозно потрусил в мою сторону. Королева не спеша спрыгнула с его спины, склонила голову и пристально осмотрела Рапунцель голодными глазами. Мне почудилось, что если бы её не окружали охотники, то она бы облизала губы и, высунув раздвоенный змеиный язык, коснулась бы им моей дочери.

— Это она? — поинтересовалась Королева у Мадам Готхель.

— Она, Ваше Величество, — Мадам Готхель прижала руки к туловищу и поклонилась.

— Отдай её мне, Румпельштильцхен, — приказала Королева Скорби. — Она моя.

— Что это значит? Она моя дочь, и вы её не получите!

— Если ты отдашь мне девочку, я снова верну вас в Королевство Скорби и обещаю, что исполню любое твоё желание, — произнесла женщина.

— Я не откажусь от своего ребёнка, — и прижал к себе Рапунцель сильнее, касаясь щекой её щеки.

Королева опёрлась о бок единорога и нетерпеливо вздохнула:

— Почему ты заставляешь меня убивать тебя, Румпельштильцхен?

— Можете меня убить, но оставьте мою дочь в живых, — твёрдо ответил я.

— Как пожелаешь, — Королева прищёлкнула пальцами, подняла глаза к небу, и ей даже не пришлось повторять дважды. Я даже не заметил, как безголовый охотник поднял меч и одним ударом снёс мне голову.

Это произошло быстро и на удивление безболезненно. У меня даже не было времени спросить у всадника без головы, кто отрубил ему голову. Или он теперь просто завидовал людям, у которых есть голова, а у него — нет?

Я никогда не думал, что смерть постучит в мою дверь так неожиданно, без всякого предупреждения. Не было никаких «У вас есть последнее желание» или «Если вы о чём-то сожалеете, то самое время это признать».

Я не почувствовал, как моё тело ударилось о землю, как отпустил дочь. Перед глазами всё стало серым, и я ощутил, что моя жизнь — ничто в этом мире. Я был хорошим человеком, но мне это не помогло.

А с последним вдохом я увидел картинку из другого мира. Там была девушка, но не моя Рапунцель. На девушке была красная шапочка, она бежала к чему-то и сжимала в руке косу.

Сперва я подумал, что она — ангел Смерти, но потом понял, что бежит она к чёрной тени.

— Стой! — крикнула ей девочка в красной шапочке. — Это не справедливо. Он хороший человек, и его время ещё не пришло.

Но тень оказалась сильной, оттолкнула девушку и начала сжиматься вокруг меня.

Всё ближе и ближе… Пока всё вокруг меня не погрузилось во мрак.

Вы, наверно, считаете, что рассказ заканчивается после смерти рассказчика, но в сказках всё совсем не так. Я не знаю, что случилось после моей смерти. Но помню, как снова открыл глаза…

Я лежал на спине в какой-то комнате, всё вокруг заливал тусклый свет. Глаза болели, а окружавшие предметы расплывались. И я не чувствовал тело.

Что зашевелилось рядом со мной. Сначала я подумал, что это животное, но ошибся. Какое животное носит чёрный плащ, сжимает газовую лампу и хихикает, как гоблин?

Это был низенький и толстенький мужчина. Он стоял на скамье, и я мог его рассмотреть. Этот человек был сгорбленным и ужасным. В полумраке поблёскивал его золотой зуб, изо рта воняло, а все зубы были гнилыми. Левый глаз его был закрыт чёрной повязкой, а правый внимательно меня рассматривал. Он был так ужасен, стараясь казаться кем-то другим, а не тем, кто он есть.

— Оставайся на месте, — сказал он мне и снова захихикал. Похоже, я его забавлял. Неужели это и есть жизнь после смерти? Если да, то я такого не хочу.

— Ты скоро сможешь двигаться. Ты первый. Ты чудо, — усмехнулся он с ноткой зависти в голосе. — Хозяин! — позвал он.

Моя голова раскалывалась, и я попытался пошевелить ногами, но не чувствовал ни ног, ни рук.

— Перестань называть меня Хозяином. Ты зовёшь так всех, на кого работаешь, — произнёс второй человек Горбуну и подошёл на меня посмотреть. Он был молод и похож на захватчиков из Европы, но я не видел в нём зла. Мужчина носил бороду, на нём был белый халат, как у врача, а в одной руке он держал пергамент.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он у меня заботливым тоном, словно я был его ребёнком. И был мужчина до странного искренним. Я что, в аду?

— Где я? — я осознал, что мой голос звучит по-другому.

— Ты… жив, — ответил мужчина, написал что-то на пергаменте и затянулся трубкой.

— Это чудо, Хозяин, — повторил горбун с светящей газовой лампой. — Вы это сделали. Сработало!