Мэри Расселл - Птица малая (сборник)

— Несчастный случай, cara . Не бойся. С тобой такого случиться не может.

Она повела Эмилио Сандоса вниз по коридору, и Винченцо Джулиани услышал, как Селестина спросила:

— Болит?

— Иногда, — просто сказал Сандос. — Не сегодня.

Затем хлопнула, закрываясь, задняя дверь, и Джулиани перестал различать их голоса. Он шагнул к окну, прислушиваясь к вечернему пению цикад, и посмотрел, как Селестина тянет Эмилио к загончику для морских свинок. Перегнувшись через проволочное ограждение — так, что мелькнула ее попка, обтянутая кружевными трусиками, — она вытащила детеныша для Эмилио, который, улыбаясь, сел на землю, восхищенно разглядывая крохотного зверька, брошенного Селестиной ему на колени, а его черные с серебром волосы свесились по сторонам высоких индейских скул.

Четырем священникам потребовалось восемь месяцев безжалостного нажима, чтобы заставить Эмилио Сандоса рассказать то, что Селестина выпытала за две минуты. Очевидно, с кривой усмешкой подумал отец Генерал, для такой работы иногда лучше всего подходит четырехлетняя девочка.

И ему захотелось, чтобы Эдвард Бер задержался и увидел это.

Брат Эдвард пребывал сейчас в своей комнате, расположенной в четырех километрах отсюда, в неаполитанском приюте иезуитов, и до сих пор был возмущен тем, что в качестве подходящего для Эмилио случая впервые покинуть заточение отец Генерал выбрал крестины.

— Вы шутите! — вскричал Эдвард этим утром. — Крещение? Отец Генерал, уж в крещении-то Эмилио нуждается сейчас менее всего!

— Это семья, Эд. Ни прессы, ни прессинга, — заявил Винченцо Джулиани. — Вечеринка пойдет ему на пользу. Он уже достаточно крепок…

— Физически — да, — признал Эдвард. — Но эмоционально он и близко не готов к такому. Ему нужно время! — настаивал Эдвард.

— Время, чтобы выпустить злость. Время, чтобы оплакать. Отец Генерал, вы не можете торопить…

— Эдвард, подгоните машину к десяти, — произнес отец Генерал, снисходительно улыбаясь. — Спасибо.

И на этом разговор закончился.

Высадив обоих священников у церкви, брат Эдвард провел остаток дня в доме иезуитов, страшно волнуясь. К трем часам он убедил себя, что и впрямь должен выехать раньше, чтобы доставить их с вечеринки обратно. Будет лишь разумно сделать поправку на проверки охранников, сказал он себе. Сколь бы знакомым ни был водитель, ни одна машина не могла приблизиться к недвижимому имуществу Джулиани или этому приюту без того, чтобы ее тщательно и многократно не осмотрели смуглые настороженные люди и огромные внимательные собаки, натренированные обнаруживать взрывчатку и злой умысел. Поэтому Эдвард отвел сорок пять минут на поездку, которая при иных обстоятельствах заняла бы десять, и подвергся расспрашиванию, обнюхиванию и инспекции на каждом перекрестке дороги, протянувшейся вдоль берега. Это время нельзя считать потраченным впустую, думал Эдвард, пока у ворот резиденции с помощью зеркальца обследовали днище машины, а его удостоверение изучали в четвертый раз. Например, от нескольких псов он узнал поразительные подробности насчет того, где, теоретически, можно спрятать оружие на теле толстенького коротышки.

И сколь бы сомнительной ни была порядочность неаполитанских родственников отца Генерала, было утешением сознавать, что эта их основательность на пользу Эмилио Сандосу. В конце концов Эдварду позволили въехать на дорожку, ведущую к самому большому из зданий, видимых от передних ворот, — чья лоджия была празднично украшена цветами и надувными шарами. Эмилио нигде не было видно, но вскоре от маленькой толпы отделился отец Генерал, сопровождаемый молодой светловолосой женщиной. Джулиани вскинул руку, подтверждая, что видит Бера, затем обратился к кому-то в доме.

Через несколько секунд появился Эмилио, выглядевший спокойным и усталым, — темная амальгама индейской стойкости и испанской гордости. Рядом с ним вышагивала маленькая девочка в очень помятом нарядном платье.

— Так я и знал! — сердито пробормотал Эдвард. — Это чересчур!

Подкрепив себя таким глубоким вздохом, какой только мог сделать астматик, брат Эдвард грузно выбрался из автомобиля и торопливо его обогнул, чтобы распахнуть дверцы для отца Генерала и Сандоса, пока Джулиани прощался с хозяйкой и другими гостями. Малышка сказала что-то, и Эдвард застонал, когда Эмилио опустился на колени, чтобы она могла его обнять, и сам, насколько сумел, ее обнял. Несмотря… нет, благодаря столь нежному прощанию Эдвард нисколько не удивился тихому разговору, происходившему меж двумя священниками, пока они шли к машине.

— … если еще когда-нибудь поступишь так со мной — ты, сукин сын… Черт возьми, Эд, не нависай, — рявкнул Сандос, забираясь на заднее сиденье. — Я вполне могу и сам закрыть дверцу.

— Да, святой отец. Простите, святой отец, — сказал Эдвард, попятившись, хотя на самом деле был скорее доволен.

Совсем не похоже на то, что все идет по плану, отметил он про себя.

— Господи, Винч! Дети и младенцы! — прорычал Сандос, когда они оставили позади подъездную аллею Джулиани. — Предполагалось, это пойдет мне на пользу?

— Так и было, — настаивал отец Генерал. — Эмилио, до той последней сцены ты держался отлично…

— Мало с меня кошмаров? Надо освежить память о прошлом?

— Ты сказал, что хочешь жить самостоятельно, — терпеливо заметил отец Генерал. — Подобные ситуации неизбежно возникнут. Ты должен научиться иметь дело с…

— Да кто ты такой, мать твою, чтобы говорить мне, с чем я должен иметь дело? Дьявольщина, если это начинает происходить наяву..

Эдвард глянул в зеркальце, когда голос Эмилио прервался. Поплачь, подумал Эдвард. Это лучше, чем головная боль. Ну давай — поплачь!.. Но Сандос, умолкнув, смотрел на проплывающий мимо сельский пейзаж сухими глазами — судя по всему, взбешенный.

— В мире сейчас около шести миллиардов индивидуумов моложе пятнадцати лет, — снова заговорил отец Генерал миролюбивым тоном. — Избежать их всех тебе вряд ли удастся. И если ты неспособен справиться с этим в контролируемом окружении — таком, как дом Кармеллы…

— Quoderatdemonstrandum, [57] Что и требовалось доказать (лат.). — язвительно сказал Сандос.

— … тогда, возможно, тебе следует подумать о том, чтобы остаться с нами. Хотя бы в качестве лингвиста.

— Хитрый старый ублюдок. — Сандос засмеялся — короткий, жесткий звук. — Ты намеренно все это устроил.

— Нельзя сделаться Генералом Общества Иисуса, будучи тупым ублюдком, — мягко заметил Джулиани и продолжал с серьезным видом: — Тупые ублюдки становятся знаменитыми лингвистами и подвергаются содомии на иных планетах.

— Ты просто завидуешь. Когда ты трахался последний раз?