Мэри Расселл - Птица малая (сборник)

Шетри смутился, поймав себя на том, что снова на нее пялится; Ха'анала не соглашалась надеть платье, не говоря уже про вуаль, а ее запах опьянял. Обернувшись, Шетри посмотрел на лагерь, видневшийся вдалеке, — выстроенный на скорую руку, замызганный ночным дождем. Очень скоро ему придется просить сестру выбирать между наготой и голодом. Наименее ценной рунао ныне была служанка; учитывая, что Та'ана отказалась от вуали, Шетри подозревал, что пришло время одевальщицы.

— Мы должны идти дальше, в Инброкар. Та'ана опасается, что, если в городе уже укрылось слишком много народа, нас туда не пустят, — сказал он Ха'анале, когда они возобновили прогулку. — Что ты будешь делать, когда раны Исаака заживут?

Она не ответила на вопрос впрямую.

— Это неправильно: поедать руна, — сказала Ха'анала. Остановившись, она посмотрела ему в глаза. — Сипадж, Шетри, если б не это, мы бы остались с тобой.

Ему пришлось прокрутить ее слова в своем сознании еще раз, чтобы увериться: она применила форму обращения, которая подразумевала его персонально, а не как члена семейства его сестры.

До встречи с Ха'аналой Шетри редко говорил с женщинами не из своей семьи, но значение запаха Ха'аналы не оставляло сомнений, а ее глаза напоминали цветом аметист, и она глядела на него с бесстрашием рунской куртизанки — как он это себе представлял.

— Кое-кто…

Его голос оборвался. Вспомнив, что он регент, и решив проявить благородство, Шетри начал снова:

— Племянник кое-кого, Атаанси…

— Не представляет интереса, — решительно заключила Ха'анала. — Твоя сестра найдет ему другую жену. Возможно, двух.

Шетри отшатнулся, шокированный.

— Сипадж, Шетри, скоро все изменится. Больше не станут разбрасываться «производителями», — сказала она, употребив термин к'сана, который узнала от Та'аны.

Ха'анала долго размышляла над тем, как она должна поступить. На одной чаше весов были любовь и признательность к Софии, а также желание смягчить неизбежную грусть. На другой — потребность в убежище, в выживании на ее собственных условиях. Ха'анала не могла и не хотела идти против руна, которых любила и понимала; но она также не могла пассивно смотреть на истребление своего народа. Решение пришло, когда она наблюдала, как Та'ана и ее горничная, действуя согласованно, с практичной паритетностью, организуют маленький отряд беженцев для следующего перехода.

«Люди сами выберут из нашего числа, — подумала Ха'анала. — И мы, те джанада, которых выберут, — начнем заново».

Взращенная руна, Ха'анала вовсе не хотела нагонять на мужчину страх, однако она подтвердила худшие опасения Та'аны, связанные с этой войной. И больше никаких разговоров об Исааке как заложнике — он должен получить полный статус приемного брата.

— Сипадж, Шетри, — сказала Ха'анала затем, — кое-кто обсудил с Та'аной этот вопрос, и мы-но-не-ты пришли к соглашению. Исаак хочет остаться с людьми, которые поют, а кое-кто желает тебя в мужья. Твоя сестра согласна.

Она смотрела на Шетри, пока тот не опустил глаза; его начало трясти, и самой Ха'анале едва ли меньше его хотелось заполнить пустоту, которую она никогда прежде не ощущала физически.

— Не хватает лишь твоего согласия, — произнесла Ха'анала не таким ровным голосом, как ей, возможно, хотелось.

Все, что Шетри мог сделать, — это упорядочить свои мысли на к'сане; а когда был готов, насколько получилось, то перевел их для нее на руанджу.

— Кое-кто, — тихо заговорил он на языке, плохо годившемся для его гортани и этой задачи, — не имеет опыта. Кое-кто всю свою жизнь изучал эпические поэмы Сти. В десяти днях пути на юг есть… было маленькое поместье, но сейчас, по словам сестры, там ничего нет. Все сгорело. Кое-кто не может обещать ничего — даже еду… чтобы…

Знакомая с потребностью Исаака в тишине, в которой можно думать, Ха'анала ждала, пока Шетри найдет слова. Спустя некоторое время она сказала:

— По-моему, изучению поэзии стоит посвятить жизнь. Затем Ха'анала, отвернувшись, посмотрела на юг, в сторону обширных плоских равнин, и вспомнила обо всем, что произошло с тех пор, как они покинули Труча Саи. Она вновь подумала о тех людях и о том, как сильно их любит; о засасывающей их привязанности и нескончаемой опеке; об их прекрасной и ужасной потребности дотрагиваться, говорить, охранять, заботиться. Она закрыла глаза, спрашивая себя, чего хочет.

Этого, подумала Ха'анала. Я хочу жить среди людей, которые поют и которые ведут себя достаточно тихо, чтобы позволять Исааку думать. Я хочу быть с этим застенчивым, неловким мужчиной, который добр к Исааку и который будет хорошим отцом. Я хочу быть связанной с кем-то. Я хочу ощущать, что нахожусь в центре чего-то, а не на краю. Я хочу детей и внуков. Я не хочу состариться и умереть, зная, что после моей смерти не останется никого, кто на меня похож.

— Я не вернусь, — услышал Шетри ее слова на языке, которого не знал.

Ха'анала вновь заговорила, и на сей раз он понял:

— Отец кое-кого однажды сказал, что лучше умереть, нежели жить неправильно. Я говорю: лучше жить правильно.

Шетри опять озадачило смешение языков, требовавшихся ей, чтобы над этим думать. Поэтому она сказала:

— Кое-кто может кормить себя и своего брата. И тебя, пока ты не научишься.

Он знал, что это правда. Ха'анала уже приносила в лагерь дичь; зажаренная, она было жесткой и жилистой, но остававшиеся с джана'ата слуги были уверены, что смогут сделать это мясо вкусным, если у них будет время научиться его готовить.

— Кое-кто требует обещания: ты больше не будешь есть плоть руна.

Отчего-то это показалось ему делом пустячным и разумным, даже целесообразным: отбросить самую основу цивилизации джана'ата, — просто потому, что его просит эта удивительная девушка.

— Как пожелаешь, — произнес Шетри, гадая, не является ли и этот разговор некоей наркотической иллюзией, и вдруг понял, что причина не в силе ингалянтов Сти, а в ее аромате, в ее близости…

Ему не следовало удивляться. Если Ха'анала была той, за кого ее принимала его сестра, то она росла вместе с руна и спаривание не было для нее тайной. Но даже так, в то утро, под бескрайним небом, с тремя солнцами в качестве свидетелей и без свадебных гостей, если не считать ветра и трав, Шетри Лаакс обнаружил, что ему вновь требуется переоценить свою способность удивляться.

— Сипадж, Шетри: идти в Инброкар рискованно, — сказала Ха'анала спустя некоторое время — когда решила, что он снова способен слышать. — Мы-и-ты-тоже должны идти за горы Гаму. Та'ана согласна. На севере есть места, где не будет опасно.

Онемевший, загнанный, опустошенный — если бы она велела возвести резиденцию на солнце, Шетри вскарабкался бы ради нее сквозь облака и упал бы в огонь.