Алан Дин Фостер - Чародей с гитарой. Том 1

— Не просто движется, — заметил Каз. — Очищает землю от растительности. Выстригает в степи ровную и аккуратную тропинку — как сенокосилка.

— Но мы же не растения и не имеем к степи никакого отношения. — Флор тупо уставилась на приближающиеся растения.

— Вопросы гражданства и прочего Скачикорень не беспоко-ят, — устало отозвался кролик. — Он потребляет все, что попадется, и наверняка способен сожрать все, что не сможет убраться с его пути.

Теперь на расчистке уже оказалась большая часть Скачикорня. Мимпа отодвинулись назад, но тем не менее продолжали наблюдать за его приближением и воздействием на потенциальных жертв. Растение это оказалось много больше, чем поначалу показалось Джон-Тому. В ширину оно составляло около двадцати футов.

И если за ним, как только что объяснил Каз, пролегает лишь полоса голой земли, значит, вот-вот от них и косточек не останется.

Ожидание было ужасным. Куст, казалось, двигался слишком неспешно. Скачикорень смещался на дюйм-другой каждые несколько минут, он приближался медленно, но неотвратимо. При такой скорости растение не сразу пожрет их, и сидящие с южной стороны вынуждены будут наблюдать за муками своих спутников, оказавшихся ближе к Скачикорню.

Все это сулило путешественникам жуткую смерть, перспектива быть свидетелями ее вселяла немалую радость в ожидающих мимпа.

Зацепив носком мягкую землю, Джон-Том отшвырнул ее ногой. Комки земли и мелкие камешки застучали по ветвям приближающегося куста. Но ни гибкие щупальца, ни методично жующие рты ничего не ощутили. Даже если бы пленники имели оружие и были свободны — все равно разумнее было бы бежать, а не пытаться вступить в бой.

Отвратительное дело, подумал Джон-Том, погибнуть таким образом — принять смерть от создания, не только не испытывающего к ним вражды, но просто неразумного. Кусту нечем было заметить лежащих: отсутствовала голова, центральная нервная система... Никаких внешних органов чувств. Ни глаз, ни ушей. Куст лишь кормился и передвигался, демонстрируя высшую степень непритязательной эффективности. Простой преобразователь массы в энергию, лишь способностью перемещаться отличающийся от травинки, деревца, кустика черники.

С известным извращенным интересом наблюдал Джон-Том за дюжинами ненасытных пастей, втягивающих в себя каждый стебелек, подбиравших с земли каждого жучка.

— Нужен огонь, — пробормотал он. — Огнетворку бы или дуару. Или пусть заговорил бы Клотагорб.

Но, невзирая на все свое чародейское могущество, маг-черепаха напрасно старался освободиться. Путы и кляп оставались на месте, и он мог лишь беспомощно — как и прочие — разглядывать приближавшегося к ним тысяченогого представителя флоры.

— Я не хочу умирать, — шепнула Флор, — тем более таким образом.

— Теперь не отвертишься, милашка, — ободрил ее Мадж. — И нечего волноваться о том, что еще будет, а то со страху умрешь. Впрочем, точно, пакостная смерть.

— Да какая разница, — устало сказал Джон-Том. — Смерть есть смерть, какой бы она ни пришла. К тому же, — он сухо усмехнулся, — если учесть, сколько я съел овощей и салата, в таком конце есть известная справедливость.

— И ты еще способен шутить? — Флор, не веря, смотрела на юношу.

— Потому что не вижу в этом ничего смешного.

— Какой-то ты бестолковый...

— Сама ты бестолковая! — закричал он. — И весь этот мир бестолковый, и жизнь. Все бытие здесь бестолковое!

Она отшатнулась, но Джон-Том утихомирился столь же быстро, как и взорвался.

— А теперь, раз мы решили все Вечные вопросы касательно смысла жизни, давайте покачаем проклятый кол — туда, на юго-запад. Готовы? Раз, два, три...

Они изо всех сил упирались ногами, однако скоординировать движения шести существ разной силы и роста достаточно сложно, даже если они не привязаны к столбу.

Кол пошатнулся, но не упал. Отчаянные попытки освободиться доставляли лишь неподдельную радость приземистым наблюдателям.

Но приближающийся Скачикорень не собирался ни на что реагировать.

Только когда куст оказался буквально в каком-то футе от ног Джон-Тома, явилась палочка-выручалочка. С криками ужаса и ярости мимпа растворились в зарослях мечтравы. Правую щеку Джон-Тома опалил жар. Пламя взревело в ушах второй раз, а затем и третий.

К этому времени остановился и Скачикорень; многочисленные пасти корчились в безмолвной жуткой пародии на боль, а дивные голубые цветы в лживой своей красе, почернев, осыпались пеплом. Спаленный куст не издал ни звука.

Над пленниками навис крылатый силуэт. В одном крыле его был короткий кривой ножик, торопливо рассекший путы.

— Черт меня побери, уж не думал, чдо мы вас найдем! — выпалил взволнованный Пог. Взгляд огромных глаз его метался от одной связанной фигуры к другой. — И не нашли бы, кабы не фургон. Кроме него, из вонючей травы ничего не торчит.

Освободив Клотагорба, мыш направился к Джон-Тому.

Не имея оставшихся в фургоне очков, Клотагорб сощурился, растирая затекшие руки и ноги. Травяной кляп он отбросил в сторону.

— Лучше поздно, чем никогда, мой добрый фамулус. Ты спас нас и тем услужил миру. Пог, вся цивилизация в долгу перед тобой.

— Ага, босс, в самое яблочко. Истинная правда. Жаль будет, если эда штуковина, как всегда, позабудет о своем долге.

Оказавшись на свободе, Джон-Том поднялся на ноги и заковылял к фургону.

— Куда ты, мой мальчик? — поинтересовался волшебник.

— За дуарой. — Страх уже успел уступить место гневу. — Хочу спеть песню-другую нашим приятелям. Едва ли мне представится еще один шанс. Нужно поторопиться, пока слова не забыл. Сейчас вы своими ушами услышите их, Клотагорб. Неприятная штука, но нашим дружкам...

— Юноша, у меня нет ушей, в отличие от тебя. И я советую тебе сдержаться.

— Сдержаться? — Он повернулся к волшебнику, шагнул в сторону обугливающихся останков Скачикорня. — Эти гады не только хотели, чтобы это чудище медленно пожирало нас, они тут еще сидели и развлекались! Пусть слову «месть» нет места в лексиконе волшебников, но я его еще не забыл.

— Зачем, мальчик мой? — Клотагорб вперевалку приблизился и умиротворяюще положил ладонь на руку Джон-Тома. — Заверяю тебя, что и сам не испытываю ни малейшей симпатии к нашим внезапно отбывшим приятелям-аборигенам. Но ты же сам видишь — их нет.

И действительно, оглядевшись, Джон-Том не заметил ни одной уродливой физиономии, руки или ноги.

— Трудно наложить заговор на то, чего не видишь, — сказал чародей. — И не следует забывать о непредсказуемости твоего дара. Подгоняемый разбушевавшимся гневом, ты можешь создать нам новые сложности. Не хотелось бы, например, оказаться посреди стаи беснующихся демонов, которые, не найдя поблизости мелкой дичи, набросятся на нас.