Наталия Московских - Сети Культа

— Держись, боец, — качнул головой Колер, осторожно присаживаясь на край кровати ученика. — Ты сильнее этой заразы, я тебя знаю.

— Успешно прошло… во Фрэнлине?

— Да, — повел плечами Бенедикт. — Да, все прошло хорошо. Теперь остается только ждать Ланкарта. Пока ты не встанешь на ноги, буду иногда вести тренировочные бои с Ренардом, чтобы держать себя в форме. Не думай только, что после перерыва я буду обучать тебя с нуля, — на лице его мелькнула слабая улыбка, и Киллиан постарался улыбнуться в ответ.

— Я и не собирался ждать… послаблений.

Последнее слово он договорил едва слышно, вновь с трудом втянув в себя воздух с жутким хрипом. По виску его стекла крупная капля пота.

«Проклятье!» — подумал Бенедикт, сжимая кулаки. — «И где же эти боги, когда они так нужны? Я не постоял бы за ценой, если бы мог что-то исправить…»

— Ладно, жрец Харт, тебе надо отдыхать. И не думай геройствовать, а то к кровати привяжу. Хоть раз в жизни будь послушным учеником, договорились?

В ответ — лишь слабый кивок. Глаза Киллиана закрылись, и он, похоже, моментально провалился в сон.

За спиной Бенедикта бесшумно возникла Мелита.

— Жар не удается снять, — прошептала она. — Точнее, удается, но совсем ненадолго. И хорошо, если у него получается провалиться в глубокий сон без сновидений. А если начинаются кошмары, может случиться страшный приступ удушья. Ланкарт говорит, его организм так реагирует на сильные нервные потрясения. Сейчас такие приступы опасны вдвойне.

Колер вспомнил, как в Олсаде после казни лицо Киллиана и впрямь приобрело нездоровый оттенок, а дыхание при этом стало коротким и редким. Пришлось поработать, чтобы вывести его из этого состояния…

— Он выдержит, — тихо ответил Бенедикт, почти умоляюще глядя на молодого человека. — Он сильнее, чем кажется.

— Остается только надеяться, — развела руками Мелита.

— Позовите меня, если он вдруг… если что-то случится.

Колер поднялся и, не дожидаясь ответа женщины, направился к двери. Смотреть на Киллиана в таком состоянии, не имея никакой возможности что-то сделать, было выше его сил.

Первые три дня плавания погода не благоприятствовала выступлениям: небо затянули тяжелые кучевые облака, то и дело прорывавшиеся короткими, но сильными дождями, ветер гудел в трюме и вальяжно носился по палубе, а волны с опасной игривостью подбрасывали судно.

Корабль, именуемый «Золотым Лучом» набрал на свой борт довольно много богатых путников, ставящих своей целью посещение Малагории, в частности знаменитого гратского цирка, о котором ходили легенды по всей Арреде. Эти самые пассажиры в первые три дня редко выходили из кают, не желая испытывать на себе суровую непогоду, поэтому капитан Заграт Кхан, взявший двух странных циркачей в плавание в обмен на то, что те будут развлекать скучающую публику, пока что на представлениях не настаивал: его основной задачей было проследить за тем, чтобы судно прошло через этот небольшой шторм без приключений.

Однако к одиннадцатому дню Мезона распогодилось, и теперь стоило поскорее дать представление, иначе капитан по праву мог отправить обманщиков за борт на корм рыбам.

Мальстен и сам понимал, что обещание, данное при посадке на «Золотой Луч» надо выполнить. Все те дни, пока судно шло через шторм, данталли старался набросать для себя примерный план того, что будет показывать пассажирам. Вопреки явным желаниям Заграта Кхана, кукольник хотел как можно меньше вмешивать в эти представления Аэлин, однако осознавал, что ей, как заявленной циркачке, также придется отрабатывать свое место на корабле, поэтому пришлось подготовить номер своей спутнице. Такой, чтобы ни у кого из пассажиров или матросов на исходе третьей недели плавания не возникло желания познакомиться с леди Дэвери поближе.

— Народу будет довольно много, — голос Аэлин, прозвучавший почти над ухом, выхватил Мальстена из раздумий. — Ты действительно рассчитываешь всех их уверить, что ты мастер иллюзий?

Он рассеянно кивнул.

— Ничего другого не остается. Это зрелищно, это притягательно и… это все, что я смогу сделать с помощью нитей здесь, в открытом море. Поэтому да, Аэлин, именно это я и собрался сделать. Честно говоря, выбор у меня невелик.

— А расплата? — тихим обеспокоенным шепотом спросила она. — Даже после работы только с моим сознанием она была сильна. А здесь… из богатеев наберется человек тридцать. Да и матросы захотят посмотреть. Скрываться нам будет негде, придется пережидать все в каюте.

Мальстен не ответил, вновь провалившись в собственные раздумья по поводу предстоящего выступления. Куда больше его волновало то, сможет ли он эту толпу завлечь: сколько себя помнил, он не обладал особенным талантом выступать перед толпой, к этому больше тяготел Бэстифар. Хотя, если припомнить годы Войны Королевств и речи перед Кровавой Сотней, то…

— Мальстен? — окликнула Аэлин, так и не услышав от спутника ответ.

— А?

— Самое время нашел витать в облаках, — нахмурилась она. — Ты подумал о расплате? Что с ней будем делать?

Воспоминания вновь потянули кукольника в дэ’Вер, где ему после каждого сражения приходилось прятаться в своей палатке и пережидать страшную боль, приходившую…

«…чтобы восстановить баланс между энергетическими потоками двух сторон мира», — закончил для себя мысленно кукольник, вспоминая теорию, услышанную от Ланкарта. Эта теория своей правдивостью встречала у Мальстена странное, почти детское, упрямое отторжение.

— Переживу. Мне не впервой, — ответил он, наконец.

В тот же день, когда осеннее солнце начало клониться к закату, все приготовления к представлению были завершены, и двое циркачей, назвавших себя Грегором и Беатой Шосс, собрав на палубе около шести десятков зрителей, если считать некоторых матросов и всех богатых пассажиров, начали свое действо.

Нити моментально откликнулись на призыв кукольника и связались с телом Аэлин, сделав ее смертоносной принцессой клинков — метательницей ножей, способной поразить любую цель одним броском. То, как, игнорируя качку, Аэлин с кошачьей грацией попадала ножом в подбрасываемые в воздух предметы, вырисовывала попаданиями в поставленную на приличное расстояние доску, ровные геометрические фигуры и жонглировала ножами разных форм и мастей, привело публику в восторг.

Не в меньшем восторге была и сама Аэлин, и ее восторг ограничивался не только самолюбованием — она не могла насмотреться на Мальстена, который в одну секунду перевоплотился в яркого экспрессивного артиста, способного удерживать на себе внимание заинтересованной публики. На лице его играла хитрая улыбка, в рукавах явно было припрятано несколько секретных трюков.