Александр Михайловский - Ярость славян

Итак, предположим, есть «группа товарищей», которые каким-то образом, скорее всего через торговлю колониальными товарами, связаны своими интересами с константинопольскими властями, или легко уязвимы для их шантажа. В нашем мире с такими людьми, именуемыми «пятой колонной», поступали по разному. В одни времена их называли «врагами народа» и выпиливали без всякой пощады, по малейшему подозрению, не особо обращая внимание на пол или возраст жертвы. В другие – объявляли сумасшедшими и запирали в специальных заведениях для промывания мозгов. В третьи – на них совсем не обращали внимания, и тогда жизнь страны порастала плесенью из правозащитников и грантоедов, и честные люди начинали стыдиться своей честности.

Здесь времена до предела простые, и планы вряд ли предусматривают хоть что-то кроме банального убийства. Причем нацелиться убийцы могут не на меня, ибо я для них слишком хорошо защищен, а на Птицу или курируемых ею детишек. В таком случае, как они, возможно, считают, я уж точно выйду из себя, перестану следить за тем, что делается за моей спиной, и капитально подставлюсь под смертельный удар. А может, просто расчет будет делаться на то, что потеряв близких мне людей, я развернусь на сто восемьдесят градусов и удалюсь туда, откуда пришел. А вот хрен этому Сигмунту и его приятелям, не дождутся!

Надо было переходить сперва к следствию, а затем и к активным действиям по ликвидации заговора, но меня сдерживает отсутствие в моем распоряжении хоть сколь-нибудь подготовленного особиста, способного размотать подозреваемый мною клубок скорпионов и ехидн. Увы, но в штате танкового полка такой единицы просто не оказалось. Вдобавок у меня не было даже намека на то, откуда можно взять специалиста или специалистов подобной квалификации, способных решить проблему со шпионами и заговорщиками. Не идти же опять на поклон к старому доброму дядюшке Густаву де Мезьеру, попросив поделиться специалистами из тамошнего гестапо? Или все же, с учетом того, что уже поставлено нами на кон, махнуть рукой на гордость и поклониться старику в ножки? А то, несмотря на все наше могущество, иммунитета от яда ни у кого из нас нет.

28 августа 561 Р.Х. день двадцать пятый. Утро. Река Борисфен (Днепр), чуть ниже по течению от острова Хортица, византийский дромон «Золотая лань».

Гребцы с усилием налегали на весла, ветер со стороны Эвксинского Понта раздувал косые цветастые латинские паруса, отчего быстроходный парусно-гребной корабль византийского императорского военно-морского флота быстро продвигался вверх по течению. Патрикий Кирилл, доверенное лицо магистра оффиций Евтропия, стоял на носовой площадке дромона, на которой в бою выстраиваются ряды лучников и, нахмурившись, вглядывался в проплывающие мимо берега. Поручение, данное магистру Евтропию, отнюдь не было таким простым и безопасным. В трюмах «Золотой Лани» расфасованные в плотные провощенные мешки, лежали восемьдесят тысяч солидов – ежегодная субсидия варварским федератам империи аварам, которые только что должны были разгромить чрезвычайно усилившихся и возгордившихся прежних федератов империи поднепровских антов.

Следом за кораблем императорского флота шли четыре пузатых торговых дромона-биремы. Их владельцы, входившие в ту же клику, что и магистр Евтропий, патрикий Кирилл, патрикий Руфин и еще многие, многие и многие, стригущие купоны и дублоны от близости к императорскому трону, должны были скупить по дешевке у варваров их военную добычу – в основном молодых и сильных рабов, в постоянном притоке которых нуждалась экономика рабовладельческой империи. Именно ради этого притока работали византийские дипломаты, разжигая междоусобные свары между соседями империи, именно ради него булгары и авары должны были убивать и полонить славян, славяне – готов, гепидов и лангобардов, аланы и касоги – булгар, а все пленные от этих междоусобных столкновений – одинаково продаваться по демпинговым ценам ромейским купцам.

В ответ соседи Византии, хоть и поддавались на дипломатические провокации, но любили империю ромеев не больше чем склочную злоязыкую базарную тетку, подозревая ее в постоянной лжи и коварстве. И только звонкие подачки в золотой монете еще позволяли имперской дипломатии достигать своих целей. И вот патрикий Кирилл как раз и являлся одним из таких дипломатов, которые лестью и подкупом должны были претворять в жизнь внешнеполитическую доктрину империи в поэтической форме выраженную византийским поэтом Георгием Писидой:

…скиф убивает славянина, а тот убивает его.

Они залиты кровью от взаимных убийств,

и их великое возмущение выливается в битву.

Один булгарский хан как раз в это время обвинял двуличную политику византийцев по отношению к варварским народам в следующих выражениях: «Лаская все народы и обольщая их искусством речей и коварством души, вы пренебрегаете ими, когда они ввергнутся в беду головой, а пользу от того получаете сами». Так должно было быть и на этот раз, еще один поворот Днепра-Борисфена – и впереди покажется торговый остров, на котором ромейские купцы раньше встречались с антами, а теперь встретятся уже с их победителями аварами.

Перед походом к Днепру-Борисфену «Золотая лань» заходила в Херсонес Таврический, где патрикий Кирилл узнал, что за последнее время от авар не пришел ни один из тех нескольких караванов с пленными, которые они должны были послать туда по предыдущему соглашению, когда только начали воевать с народом антов. Именно поэтому к военному кораблю патрикия Кирилла и присоединились купеческие дромоны, чьи владельцы не желали лишаться выгоды, но все-таки не рисковали самостоятельно соваться в самое логово жестоких варваров, а хотели, чтобы их защитил авторитет имперского воинского начальника. Любое нарушение привычного порядка вещей и достигнутых договоренностей может таить в себе опасность, и потому патрикия Кирилла мучили неясные дурные предчувствия.

Дромон обогнул два маленьких и очень приметных островка, находившихся как раз в месте поворота Днепра-Борисфена, и впереди открылась южная оконечность того острова, где предполагалась встреча с делегацией авар. По мере приближения патрикию Кириллу все сильнее и сильнее хотелось протереть глаза. Вся южная оконечность острова представляла собой изрезанный протоками и поросший ивняком песчаный пляж, и он весь сейчас был покрыт множеством обнаженных женских тел, часть из которых просто лежала на песке, наслаждаясь блаженным ничегонеделанием. Их кони смирно щипали травку чуть в стороне от берега. Другие же вместе со своими лошадьми плескались в речных струях, мыли и вычесывали их шкуры. С ума сойти, сколько золота и серебра можно было бы выручить на рабских рынках империи за этот щебечущий экзотический цветник. Ну где вы еще найдете атлетически сложенных смугло-коричневых девиц с раскосыми глазами и острыми ушами.