Александр Михайловский - Ярость славян

Из исторических материалов мне прекрасно известно, что те князья, которые правили в Киевской Руси, по прямому назначению использовали меньшую часть дани, а большую продавали в Константинополе по демпинговым ценам, обращая ее в предметы роскоши для личного потребления. Еще раз скажу, что я так поступать не собираюсь, и дань буду расходовать совершенно по-иному, исключительно чтобы кормить войско, поддерживать переселенцев с севера, желающих распахивать жирные степные черноземы, а также на вспомоществования вдовам, сиротам и всем тем, кто был разорен этой злосчастной войной.

Кстати, насчет судейства. Сегодня я первый раз исполнял судейские обязанности и понял как Ярослава Мудрого, который повелел составить первый русский свод законов, так и тех товарищей, которые уповали на принцип разделения властей. Мол, исполнительная власть особе, законодательная особе, а судебная особе… Тяжкий труд, хотя и дело о краже курицы мне судить все же не пришлось. Для отправления судебных процедур я по чисто русской традиции решил сообразить на троих, то есть создал «тройку» в составе самого себя как председателя, знатока местных обычаев Ратибора, и всемилостивейшей Птицы, то есть богини Анны. Как вы сами понимаете, я работал судьей, выносящим приговор, Ратибор – прокурором, который выискивает в подсудимом все дурное, что только может быть, а Птица – адвокатом, говорящим слова в пользу всех неправедно обиженных. Уж ей ли, читающей в умах, не знать, кто обижен праведно, а кто нет.

Моя Елизавета Дмитриевна на эту роль не годится. Уж больно она сурова, и в ней сильны аристократические кастовые предрассудки. Не сможет она быть адвокатом всех обиженных и оскорбленных, нет в ней того всеобъемлющего материнского чувства, как в Птице, готовой выступить адвокатом любого несчастного, обиженного хоть жизнью, хоть людьми. Именно поэтому я ее и ценю, ибо жесткости и жестокости в созданных Отцом мирах предостаточно; она возникает сама и надо прилагать огромные усилия, чтобы порожденная этим явлением волна инферно не начала захлестывать один мир за другим. И справедливое судопроизводство, а также точное и своевременное исполнение судебных решений есть одно из тех средств, которые позволяют остановить наступление инферно или даже обернуть его вспять.

Ну так вот, поскольку пока здесь именно я гарант справедливости суда, немного поговорим и о местной судебной процедуре. Дела по большей части случайные. Те публичные процессы об измене, материалы на которые мне должен подготовить герр Шмидт, пройдут значительно позже. Уголовной полиции и даже местной стражи пока тоже не существует, поэтому всякое жулье попадает на мой суд только случайно, ежели схватили за руку добрые соседи и не убили тут же дрекольем до смерти (что тоже бывает), а привели сюда, чтобы я рассудил дело по справедливости. По большей части дела идут гражданские, как, например, потрава свиньей одного соседа огорода другого, или даже семейные.

Одно такое семейное дело заслуживает особого внимания, потому расскажу о нем подробнее. Значит, некая местная девица вышла замуж не за того, кого хотели отец и мать, а за одного из парней с соседнего селения, по имени Пересвет, принявшего Призыв и записавшегося в войска территориальной обороны. Мил он ей был – и все тут.

Красавец, удалец, рубака, на хорошем счету у начальства и тевтонских инструкторов. В то же время парень гол как сокол и все, что на нем есть, выдано со склада нашими интендантами. Такой зять тестю с тещей не нужен, тем более что молодые венчались не под ракитовым кустом по местному обычаю, а у отца Александра, ради чего молодая отвергла древних богов и приняла православное христианство в базовом для нас варианте. А жених уверовал в Отца еще раньше, вскоре после того, как услышал Призыв и принял из моих рук свое первое оружие. Вот тестя по имени Бздун теперь и корежит. Стоит он передо мной, мелкий такой и плюгавый, топает ногами, брызгает слюной и требует, чтобы я приказал своему жрецу расторгнуть брак, а Веселине, ставшей в крещении Юлией, вернуться обратно в веру отцов. Бо по Покону без благословения отца с матерью замуж дочке выходить никак не можно. А то, голодранец, раскатал губу, умыкнул дочку – умницу, красавицу, первую пряху в селении и лучшую певунью!

Ишь, ты – раскомандовался, хмырь! А съеденное яблоко ему из дупы обратно целым не вытащить? Тем более, что дочь этого утырка стоит и чуть не плачет, уткнувшись в мужнино плечо. При этом Птица мне шепчет, что интерес у семейств, доваривающихся о браке, был сугубо меркантильный, и никакими чувствами или даже минимальными симпатиями там даже не пахло. Банально папа выставлял дочку, первую красавицу в округе, на бартер, и договорной жених по имени Некрас* выглядел не лучше, чем помесь обезьяны со свиньей, но при этом благоразумно держался в сторонке, не желая становиться фигурантом этого дела. А ведь придется, ведь даже не исполненное намерение «купить» себе жену по уже оглашенным мною законам и повелениям является тяжким преступлением.

Примечание автора: * По древнеславянски Некрас – это отрицательное имя, обозначающее некрасивого человека или попросту урода.

В Артании не будут продавать, покупать и обменивать людей, а также каким-то образом держать их в неволе помимо решения суда. Пусть даже мне придется всех причастных к этому бизнесу торжественно пересажать на колья; Влад Пронзатель, по прозвищу Дракула, мне при этом в помощь. Вот с этого Некраса и начнем. Надо только шепнуть Добрыне, который командует исполнением моих решений, чтобы загодя начали ладить для этого Некраса толстый закругленный кол. Так надо для того, чтобы орудие казни не прорезало внутренние ткани, вызывая обильные кровотечения, от которых казнимый умирает очень быстро, а медленно раздвигало их, и тогда процесс может растянуться на несколько суток. Хотя, наверное, я все-таки не такой жестокий. Вот когда Некрас осознает, что натворил, полюбовавшись на свою смерть, и палач уже спустит с него порты, чтобы водрузить седалищем на кол, тогда я его и помилую, заменив смертную казнь на десять лет каторжных работ с конфискацией всего движимого и недвижимого имущества.

По идее точно так же нужно наказать и отца-продавца, ведь преступление они собирались совершить вдвоем, но это непременно ударит и по Веселине-Юлии и по Пересвету. Но кое-какая мысль у меня все же есть, ведь этот урод назвал Пересвета голодранцем, а значит, он назвал голодранцем и меня – ведь я и мои вои, согласно клятве, являемся одним и тем же; а значит, пять палок за оскорбление суда у этого типа уже есть. По минимуму. И, разумеется, я не собираюсь расторгать этот брак и возвращать молодую женщину в языческое состояние, а также удовлетворять любые требования этого плакальщика.