Ник Перумов - Кольцо тьмы. Трилогия

— Давайте сюда ваши мечи, — глухо произнес Маэлнор. — Нужно придать им силы против этих призраков... Придется драться, если хотим дожить хотя бы до рассвета!

Внизу неистово боролись огонь и земля; сотрясающий воздух вой, не умолкая, висел над вымершей ночной степью. Серое сплелось с зеленым, но ясно было, что огонь рано или поздно отступит...

Все это время мысль хоббита лихорадочно работала. Должно же быть спасение! Если эти твари непобедимы — почему они до сих пор не опустошили все Средиземье? Должно быть средство, которое остановит их! Здесь же издавна жили люди, те же истерлинги — они-то ведь смогли противостоять этим тварям!

И пока призраки не на жизнь, а на смерть боролись с эльфийским огнем (хотя как может бороться насмерть уже мертвый призрак?), гномы и воины Форве в молчании готовили сталь к последней схватке, одно из нападавших существ неведомо как преодолело огненную завесу и, завывая, кинулось прямо к ним, вытягивая длинные многосуставчатые конечности. Это ужасное порождение Тьмы и впрямь напоминало чудовищную бескрылую птицу... Птицу?!

И тут хоббита осенило. Обострившаяся от смертельной опасности память наконец-то подсказала выход. Он вспомнил Цитадель Олмера, как вели их с гномами в глубь страны, вспомнил тот мрачный трактир у дороги — и странные, пугающие знаки на стене! Теперь он понимал, откуда они взялись; теперь нужно было их вспомнить, вспомнить в точности...

Хоббит бросился ничком на землю, зажав уши ладонями. Крепко зажмурившись, он вызывал из глубин памяти тот полутемный трактир и странные знаки, так удивившие его. Спустя мгновение огненный круг уже пылал перед его мысленным взором. Накрепко запомнив увиденное, хоббит поднялся, только сейчас услыхав встревоженные голоса друзей.

Но как заставить этот знак действовать? Времени чертить его не оставалось, и тогда Фолко, движимый наитием, которому он теперь доверял больше, чем разуму, выхватил из рук Беарнаса приготовленную головню и, широко разведя руки, точно рубя огненным мечом невидимого врага, прочертил в воздухе первый штрих магического рисунка.

Пламя вытягивалось в нитку, казалось, в руках хоббита не факел, а кисть, и перед ним не воздух, а плотный холст. Головня оставила за собой светящийся зеленоватый след, и он не гас, пока хоббит стремительными движениями наносил остальные штрихи.

После первого же взмаха Фолко ощутил всевозрастающее сопротивление, как будто его руки погрузились в вязкую глину. С огромным трудом вытягивая руки из этой невесть откуда взявшейся трясины, Фолко продолжал чертить.

Тем временем огонь внизу угас окончательно. Изрытая и обожженная земля вновь покрылась пеленой идущих в атаку теней. Первых сбили стрелы эльфов — так же, как до этого ту самую, чьи очертания и натолкнули хоббита на спасительную догадку.

Последние мазки в свой огненный рисунок хоббит внес, когда волна призраков подступила к самой вершине и одно из существ пало под топором Торина. Пламя на головне уже умирало, и последним его светом хоббит очертил круг, ограждая им своих спутников и их коней, давно сбежавших бы от ужаса, если бы не особо прочные постромки.

И тени остановились. Вой сменился тоскливым и тягучим стоном боли и разочарования.

Не в силах даже подступиться к зачарованному кругу, твари могли лишь бесноваться в бессильной ярости. Маэлнор, держа клинок наголо, шагнул ближе к их серым рядам, выйдя из-под защиты знака; к нему тотчас метнулись десятки жутких когтистых лап — но лишь для того, чтобы в корчах упасть на землю, отсеченные неотразимыми ударами чудесного клинка.

Фолко хотел крикнуть — зачем? — но за Маэлнором в бой вступили и двое других эльфов, а за ними, переглянувшись — когда это тангары оставались позади в деле, касающемся доблести? — и Малыш с Торином.

Однако твари не приняли предложенного им боя. С тоскливым тягучим завыванием они отступили прочь, к своим неведомым убежищам в скалах.

Надо было провести не один год в странствиях, драться не в одном бою, чтобы после всего случившегося спокойно проспать всю ночь до утра, выставив лишь одного часового. Утром, когда они двинулись в путь, лишь следы изглодавшего землю огня напоминали о вчерашнем. Ни хоббит, ни эльфы не знали, умирали ли эти твари по-настоящему — ведь никаких следов крови не оставалось, да и тел тоже.

Эльфы и гномы долго выспрашивали хоббита, каким образом ему вспомнился этот спасительный знак, теперь тщательно перерисованный и помещенный на выструганном шесте.

— А вы научите, как делать эти... вещи, которые я видел вчера? — задал эльфам встречный вопрос хоббит.

— Мое сердце открыто тебе, клянусь Великой Лестницей, мы ничего не скроем от тебя, — приложив правую руку к груди, ответил за всех Амрод. — Но вряд ли ты сможешь воспользоваться этим. Нужно изначальное, при рождении полученное умение — им наделены все Перворожденные, а вот ты... боюсь, что нет.

— Пламя духа, — вступил Беарнас. — Если тебе ведомы предания наших родичей из Западных Краев, ты должен знать, что тело великого Феанора распалось пеплом само по себе, едва скобы жизни перестали удерживать его исполинский огневеющий дух. Эти силы можно использовать. Но та Частица Пламени Неуничтожимого, что есть в каждом Перворожденном, у Смертных изменена настолько, что мы до сих пор не можем понять, какова же ее природа у наших младших братьев, у Последовавших. Они владеют странными силами, которые недоступны нам. Поверь мне, хоббит, у Смертных должна быть собственная магия, почти во всем отличная от нашей.

Так начался их путь по Сауронову Тракту на запад. Хотя каждую ночь они выставляли охранный знак, жуткие призрачные твари больше не появлялись. Вокруг расстилалась однообразная степь, слева тянулись мрачные горы. Триста лет почти не изменили облик этих краев — земля помнила царившее тут некогда Зло и с трудом залечивала раны. И все же здесь повсюду чувствовалась жизнь. Степное разнотравье, птицы в небе, мелкие зверьки на земле; плоховато было с водой, однако у эльфов оказалось прямо-таки сверхъестественное чутье на источники.

Прошла неделя. По календарю хоббита уже наступил октябрь, но здесь, на юге, осень еще только набирала силу, и даже ночами еще было тепло.

Ночью хоббит проснулся оттого, что ясно услышал настойчивый негромкий голос, называвший его по имени. Спросонья он тревожно вскинулся — но все было спокойно, у костра прохаживался несший стражу Малыш.

«Не суетись, успокой свои мысли, иначе мне не докричаться до тебя, — продолжал голос в сознании. — Возьми перстень...» Дальнейшее потонуло в странном шуме, подобном шуму набегающего прибоя.

Фолко спохватился, вспомнил принца Форве и его способ связи.