Хэйди Хэйлиг - Навсе…где?

Мои мысли прервал стук в дверь каюты. Кашмир не стал дожидаться, пока я позволю ему войти. В руках у него был фонарь, пара ведер и большой кусок плоского стекла.

– Я подумал, что вы можете воспользоваться вот этим, – произнес он, поставил ведра на пол вверх дном, расположил между ними фонарь, а поверх этой конструкции водрузил стекло. – Если подсвечивать снизу оригинал и обводить контуры, дело пойдет быстрее. А чем скорее все будет сделано, тем лучше.

– Спасибо, – кивнул Блэйк. – Данный способ изобрел кто-то из членов экипажа вашего судна?

– Беритесь за работу, мистер Харт! – бросил уже через плечо Кашмир и, шагнув через порог, захлопнул за собой дверь.

В каюте надолго воцарилась тишина. Нарушила ее я:

– Ну что, у вас есть еще вопросы по поводу карты?

Блэйк ответил не сразу. Какое-то время он задумчиво барабанил пальцами по столу, а потом произнес:

– Если я вас правильно понял, то от точности моей работы зависит, сможете ли вы расплатиться с Гавайской Лигой.

– Разве я так сказала? А мне казалось, что вы как картограф просто обязаны стремиться к максимально точному отражению реальной действительности. И учтите: в случае если вы допустите какую-то ошибку, капитан поймет это только тогда, когда будет уже слишком поздно.

Блэйк работал целыми днями. Половина времени у него уходила на то, чтобы изготовить черновик того или иного участка карты. Он делал это, прислонившись спиной к стене и разложив блокнот у себя на коленях. Когда черновик был готов, он, склонившись над столом, тщательно переносил его на пергамент.

Медленно, но максимально точно он наносил на карту все изгибы бесчисленных ручьев, особенности береговой линии, тщательно выписывал ровными, четкими буквами названия бухт и городских районов. Изображения гор и долин Блэйк делал рельефными, применяя технику, которую я бы назвала пуантилизмом – впрочем, у меня не было уверенности, что данный термин уже стал общепринятым. Я наблюдала за работой молодого Харта с неподдельным восхищением. Нередко он обнаруживал неточности на карте, которую копировал, одновременно делая ее более актуальной. Неоднократно он указывал мне на них.

– Сатфин опять схалтурил. Вот, посмотрите сюда, – в очередной раз сказал он, сдвигая перья и чернильницу на край стола и раскладывая рядом оригинал и собственный вариант. – На его карте мы видим вот это сооружение, обозначенное как «Старые руины». Это фундамент летнего дворца Камехамехи Третьего, Каньякапупу. Разумеется, я его тоже изобразил. Но вот здесь, где на карте Сатфина ничего нет, на самом деле находятся руины другого сооружения. Я уже не говорю о проигнорированных автором оригинала нескольких деревнях и водопаде, который я вам показывал. Надеюсь, я не кажусь занудой?

– Вы действительно знаток острова. Неужели вы держите все это в голове?

– Э-э… ну да. – Блэйк, видя мое изумление, улыбнулся. – Понимаете, когда что-то любишь, детали становятся… незабываемыми.

Я, не сдержавшись, улыбнулась в ответ, а потом и рассмеялась.

– Может, вы хотите, чтобы я начал все сначала? Предпринял еще одну попытку? Само собой, я говорю о карте.

– Разумеется. Нет, не нужно, – ответила я. – Продолжайте. Мне нравится смотреть на остров вашими глазами. – Я потянулась к лежавшему на углу стола блокноту, который Блэйк использовал для черновиков. – Знаете, карты, которые вы…

Внезапно рука Блэйка, опередив мою, легла на блокнот, прижав его к столу. Я замерла – меня поразило не столько движение собеседника, сколько выражение его лица, которое внезапно стало серьезным и даже испуганным. Через несколько секунд Блэйк убрал руку.

– Ладно, давайте, не стесняйтесь, – проговорил он несколько грубовато и принялся перебирать перья.

Я взяла блокнот, чувствуя, что тоже почему-то начинаю нервничать. Однако любопытство одержало верх над тревогой. Раскрыв блокнот, я увидела именно то, чего ожидала и чего в душе боялась.

– Я полагала, вы используете блокнот, чтобы рисовать в нем черновики карты, – негромко сказала я, листая страницы.

– Никогда не думал, что найду более интересный объект для изображения, чем острова, – отозвался Блэйк, делая вид, что продолжает возиться с перьями. И добавил: – Мне хотелось запечатлеть вас до того, как вы покинете эти места.

Я почувствовала, как в груди у меня разливается теплая волна. Ничего не говоря, я в сильном смущении отвернулась в сторону – и сразу пожалела об этом.

После этого происшествия Блэйку потребовалось всего полдня, чтобы нанести на карту завершающие штрихи. Он обозначил на ней могилу принцессы Пауахи в Маунаала и нарисовал на полях картушку компаса. Наконец настал момент, когда карта была готова – оставалось лишь указать на ней имя автора.

Работа Блэйка являлась настоящим произведением искусства. Выполненная им карта была полна деталей, известных ему одному. Но вот вопрос: все ли он изобразил точно? Или все же что-нибудь изменил, пользуясь тем, что этого никто не заметит? Он ведь вполне мог это сделать, чтобы мы не сумели вернуться обратно и расплатиться с Гавайской Лигой. Я не могла этого знать и решила ни о чем не спрашивать.

Пока Слэйт изучал работу Блэйка, молодой человек, потупившись, стоял рядом с ним у чертежного стола. Капитан дал карте наивысшую оценку. Правда, поскольку Слэйт находился в дурном расположении духа, это выразилось лишь в кивке и мрачной улыбке. Указав мне и Блэйку на дверь, капитан громко, чтобы услышали все члены экипажа, крикнул:

– Готовимся к отплытию!

Блэйк удивленно поднял брови:

– Так быстро?

– К концу дня мы уже будем в открытом океане, – произнесла я.

Я проводила Блэйка на причал. Там мы долго стояли и молчали – не хотелось прощаться.

– Мне надо было работать медленнее, – сказал Блэйк.

– К чему откладывать неизбежное? – вздохнула я, вспомнив слова Джосс.

– Ради того неуловимого, что называется счастьем, мисс Сонг. Чтобы хоть немного продлить его.

Задумавшись над словами Блэйка, я решила, что, пожалуй, мне трудно с ним согласиться. Для меня вся прелесть счастья состояла как раз в его хрупкости, эфемерности. Я не могла бы испытывать теплые чувства к Блэйку, если бы не знала, что рано или поздно все закончится. А я, следует признать, была к нему неравнодушна. И все же в том, что наше недолгое знакомство завершалось, было нечто такое, что придавало мне уверенности в себе. Хотя сердце мое ныло от ожидания скорого расставания, я понимала, что разлука сделает меня сильнее. И именно потому, что я в этом не сомневалась, я, больше не колеблясь, привстала на цыпочки и поцеловала Блэйка. Лицо его сначала побледнело, а затем залилось краской.

– Вы сделали меня другим, – тихо сказал он. – Я никогда не думал, что стану смотреть на море с тоской и ожиданием.