Кендари Блейк - Один темный трон

Натали переменила места во время встречи с женихом, сдвинула столы теснее, и они сами изгибались змеями — а это значило, что Катарина, к своему восторгу, могла спрятать Женевьеву в дальний угол зала.

— Что за новости? — спросила Натали.

— Видимо, Элементаль призвала не одну — две бури. Сильные молнии, дым, пожары, видела вся округа!

— Но Природа жива, — ответил Лукиан Марлоу, единственный мужчина, что не был Арроном в Чёрном Совете.

— Как жаль, что этот экипаж — просто приманка. Можно было бы воспользоваться дождём, — Натали отпила ядовитое вино, и гости захихикали. — Хотя, если поведёт, она убьёт эту отвратительную природу, и нам не придётся прятаться за зашторенными окнами от вони этого гадского медведя.

— Но какова же это будет забава для нашей королевы Катарины? — промолвил Лукиан и тихо, издевательски рассмеялся.

Катарина проигнорировала их разговор и склонилась чуть ниже к Николасу.

— Пожалуй, ты считаешь нас ужасными из-за всех этих бесконечных разговоров о смерти…

— Совсем нет, — ответил он со своим мягким акцентом. — У меня было получено определённое образование относительно дам. И я видел смерть на поле битвы. В моей стране были потеряны десятки тысяч жизней, и в сравнении с этим Год Вознесения кажется очень цивилизованным.

— О, какая самоуверенность в голосе, — промолвила Катарина, — но напряжение, может, даже страх в глазах!

— Только что случайно съел нечто, что не предназначалось для моей Тарелки, — Николас улыбнулся и огляделся, словно пытался понять, что именно.

Праздник — это Поедание Черноты, но не здесь же… Каждое блюдо — это отдельный курс, и все присутствующие отравители едят — не одна лишь королева.

Катарина потянулась к своему салату с ядовитыми грибами и поправила зудящие перчатки на руках. Кожа под ними заживала после натираний крапивой. Сочетание пота и струпьев вызывали у неё желание содрать кожу заживо, сменить её, будто бы той змее.

— До фестиваля Белтейна мне казалось, что Поедание Черноты — это нечто вульгарное. Но потом… — он посмотрел на неё из-под завесы своих золотых волос. — В этом есть что-то заманчивое. Что ты можешь есть что-то, что я никогда не сумею попробовать.

— Хочешь, я могу описать, как оно?

— Как ты думаешь, это возможно?

— Не знаю, — она опустила взгляд на грибы: их яркие красные шляпки были отмечены белым. — Многое из того, что мы едим, горькое или даже безвкусное. Но в этом есть что-то… похожее на еду, — она наколола кусочек на вилку и положила в рот. — И это совсем не больно, разве что повара передают сливочного масла.

Николас рассмеялся. Голос у него был едва ли не выше, чем у Натали, но приятен.

— Это должно быть нечто куда большее! — промолвил он. — Каждый отравитель здесь вернул нос от моей еды! — он оглянулся, и Катарина покосилась на свою тарель — небольшую мисочку с охлаждённым летним супом. Только он, бездарная Рената Харгроув и одарённая войной ели это, и у всех них был смысл притвориться, что они совсем не голодны…

— Не стоит обращать на них внимание, — ответила Катарина. — Отравители всегда реагируют таким образом на еду, — она поднялась и коснулась цветов, что возвышались среди башен сверкающих фруктов. — Они видят в этом что-то неэлегантное, независимо от того, сколько вокруг серебра или сколько сахара они досыпают в свою еду.

Николас тоже протянул руку, и их пальцы соприкоснулись. Он воспользовался возможностью и сжал её руку, прижал её к своим губам, до того крепко, что она ощутила это даже сквозь перчатку.

Катарина почувствовала, да. Это шокировало её, до невообразимого сильно шокировало, и на какое-то мгновение Пьетр вспыхнул воспоминанием в её голове до того сильно, что сердце забилось быстрее. Она сжала зубы и с трудом перевела дыхание. Отказывалась думать о Пьетре. Пьетре, что пытался её убить! Она коснулась своего лица. Щёки её покраснели, но Николас, вероятно, возомнит, что всё это от одного поцелуя.

— Здесь есть что-то особенное, — промолвил Николас, — но не так, как во время Белтейна. Эти ночи у огня были такими захватывающими — наблюдать за пламенем. Наблюдать за вами и за песками… А ещё такое будет?

— Следующий фестиваль случится для летнего солнцестояния, — промолвила Катарина и слегка кашлянула, когда голос её вздумал задрожать. — Конечно, празднование по всему острову — но это скорее для Природы, их урожай, их щедрость. А потом осенью — Луна Лун, пусть элементали и утверждают, что дело в пламени и холодных ветрах…

— А какой фестиваль принадлежит отравителям? — спросил Николас.

— Каждый фестиваль, — ответила Натали, сидевшая по ту сторону от Катари. О, ей следовало понимать, что Натали будет слушать.

— На каждом фестивале есть празднование, — пояснила Натали. — И каждое празднование для отравителей.

Подали основное блюдо — ядовитую свинину с яркой весенней грушей, обжигающей язык. Сначала кусочки принесли Катарине и Натали, чтобы дать им самое отборное — и полить всё это апельсиновым соусом, подслащённым мелиссой и мышьяком. Мясо было вкусным, сочным, тугим. Горелая птица на тарелке Николаса казалась такой грустной и невкусной в сравнении с этим.

После еды Катарина повела своего жениха танцевать.

— Поверить себе не могу, насколько ты хороша, — прошептал Николас, благоговейно взирая на неё. — Этого яда так много! Его бы хватило на человека вдвое большего, чем ты!

— Этого бы хватило для того, чтобы убить двадцатерых, — улыбаясь, поправила его Катарина. — Но не волнуйся, Николас. Я ем яд с самого детства. Я практически состою из него сама.

Роланс

Мирабелла застыла перед зеркалом со страдальческим выражением лица, пока Сара и жрицы приводили в порядок её платье.

— Оно такое тонкое, — протянула девушка, изучая прозрачное пятно на бедре.

Платье было изготовлено из тончайшего шёлка, оказалось лёгким, как воздух, и колыхалось на ветру.

— Оно прекрасно! — заверила её Элизабет.

— То, что нужно для приветствия жениха, — протянула Бри.

— Уильям Чатворт Младший тут не жених, а заключённый. Все знают, что он выбрал Арсиною, а этот праздник — фарс.

Сара закрепила ожерелье на горле Мирабеллы — то, что выбрала для Белтейна, с обсидиановыми бусинами и драгоценными камнями, пылающими, как огонь.

— Предпочтения мужчин меняются, — протянула она. — Напомни ему о своём танце. Он смотрел тогда только на тебя, что б там не нёс о Природе.

Ухмыльнувшись, Бри толкнула Мирабеллу в бок и завертелась перед зеркалом.

— Не дождусь пира! Тушёные яблоки, свинина, ягодные тарталетки… Это всё яд и дегустаторы. Я так боюсь своей еды большую часть времени, что едва заставляю себя открыть рот! — она ткнула пальцем себя в грудь. — Только посмотри, как меня зажимает этот лиф! Он скрыл мою грудь!