Эмили Мартин - Лесничая

— Я только сделала это, да?

— Это безумие, — рявкнула она.

— Другую ногу, Мона, давай. Вот так.

Она схватилась за веревке и подвинулась на дюйм над оврагом.

— А если канат порвется?

— Порвется, если не поторопишься, — сказала я.

Зря я так сказала. Она сжала веревки так, что побелели костяшки, зажмурилась. Я проверила лес за собой.

— Мона, — сказала я, отчаянно размышляя. — Расскажи о своей семье.

— Что?

Так мы порой делали со скаутами, которые расклеивались при переходе. Заставляли их отвечать, отвлекали мысли, и ноги двигались дальше.

— Расскажи о Черном панцире. Какого цвета ваше знамя?

— Я знаю, что ты делаешь!

— Говори со мной, Мона! Какого цвета ваше знамя? Не помню.

— Голубое. Голубое с белым, — она сделала шажок. — Два скрещенных камыша, окруженные двенадцатью жемчужинами, — еще шаг.

— Почему двенадцать?

— Из-за двенадцати островов, конечно, — еще шаг.

— На каком острове ты живешь?

— Мы не… Черный Панцирь на берегу! Ты это знаешь! Я знаю, что ты делаешь! — она снова застыла.

— А твои родители, Мона? Как их звали?

— Ты знаешь их имена!

— Думаешь, я помню все мелочи вашей истории?

— Мирна, — сказала она, продвигая ноги чуть дальше. — Королева Мирна и король Каэл.

— Кто лучше нырял?

— Отец. Он был главным советником по добыче жемчуга, пока не женился на моей матери.

— Хорошо, — сказала я, она продвинулась еще немного по канату. Она прошла четверть пути. Я оглянулась. — Какую самую большую жемчужину ты находила?

— Великий Свет, не знаю…

— Любимый цвет жемчуга?

— Серый.

— Серый?

— Как поверхность озера зимой.

— Мило. Любимая озерная птица?

— Не знаю…

— Любимая рыба?

— Это бред! — она замерла снова, впившись в веревки.

Мне нужно было найти правильную тему.

— Я никогда не видела твою корону, Мона. Расскажи о ней. Думаю, там был жемчуг?

— Двенадцать жемчужин, как на знамени, — хорошо, она снова шла. — Белая, из серебра. А по форме похожа на волны.

Я не очень-то разбиралась.

— И с ней идут украшения?

Она прошла половину пути. Но тут поднялся ветер, и канат закачался под ее ногами. Она вскрикнула, согнула ноги, пытаясь зажать веревки под руками.

Я пыталась придумать подходящую тему.

— Ты сказала, твой народ поет над водой. Когда вы это делаете?

— Во время солнцестояния, в другие праздники… Надводный пир, например. Свадьбы, похороны, — она зажмурилась.

— Встань, Мона. По шагу за раз.

Она выпрямилась и подвинулась вперед, не открывая глаза.

— Один начинает, — сказала она без вопросов. — Они стоят на лодке посреди озера, у них зажжен фонарь. Лодки вокруг них подхватывают песню, когда слышат ее, зажигают при этом фонари, — она шагала, набирая скорость. Глаза все еще были закрыты. — Песня добирается до берегов, пока все острова не озаряет свет, музыка звенит над водой, — ветер налетел снова, она судорожно вдохнула.

— Ты хоть раз начинала песню? — спросила я. — Посреди озера?

— Один раз. На похоронах матери.

Ох. Плохая тема. Я хотела сменить ее, но, к моему удивлению, Мона продолжала:

— Она просила перед смертью не делать этого. Она считала, что лучше не делать то, чего не сделаешь хорошо. «Никто не идеален, но королева должна вести себя идеально», — я вскинула брови, но она не смотрела. — Она не хотела, чтобы я, только став королевой, опозорила себя. Она думала, что я от горя не смогу запеть.

— А ты? — удивленно просила я, забыв, что должна манить ее идти по мосту.

— Конечно, я смогла. Но я знала, что смогу жить по ее девизу. Я знала в тот миг, что почитать ее смогу, действуя идеально в глазах всех, — она двигалась, сосредоточенно хмурясь. — И я так сделала. Я отогнала все, я вела себя так, как она всегда учила меня, и запела. Запела хорошо. Идеально, — ветер раскачивал канат, но теперь она ровно двигалась и не замечала. — Мои родители были старыми, когда я родилась. Годами они пытались родить наследника, и я появилась. А потом Кольм через год, а там — сюрприз! — Арлен. Три ребенка родились внезапно у стареющих правителей. С первого моего вдоха все знали, что я займу трон ребенком. И мама готовила меня. Она дала мне все, что требовалось для правления страной — как себя вести, как править, когда доверять другим, а когда — себе. Она не хотела, чтобы кто-то правил за меня, потому что я слишком наивна, чтобы делать это сама.

Я тихо слушала, потрясенная словами, льющимися из ее рта. Ветер свистел, я не была уверена, слышали ли ее с другого конца Кольм и Арлен.

— Она заставляла меня произносить речи на совете, — продолжала она. Глаза Моны были все еще закрытыми. — Она заставляла меня разбираться с некоторыми делами. Как-то раз один житель спорил с другим, поджег его пристань, и она заставила меня решить, каким будет наказание, она заставила меня зачитать вердикт при нем. Мне еще не было одиннадцати. Она заставляла меня требовать уважения к себе, потому что она знала, что, когда умрет, больше никто это для меня сделать не сможет.

— Мона, — сказала я. — Ты это сделала.

Она вздрогнула и открыла глаза. Она стояла на краю моста, ее ноги были у прочной земли. Мона осторожно сошла с каната, отпустила веревки. Она смотрела мгновение на землю между ног, а потом возмущенно посмотрела на меня.

— Это был низкий прием, — сказала она.

— Но ты же перешла? — Арлен за ней уже забрался на мост. Он сжал веревки так, что побелели костяшки, как его сестра, и пошел вперед шажочками. Я посмотрела на Мону. — Итак. Я теперь немного понимаю, детства у тебя не было, да? Не было времени представлять русалок или драконов, ведь ты была занята написанием законов. Может, потому ты так скептически относишься к Свету. Это слишком похоже на сказку.

— Хватит, — холодно сказала она. — Я сказала слишком много.

Арлен покачивался на мосту, притягивая веревки к поясу.

— От себя, Арлен, — крикнула я. — Отталкивай, — я показала руками. — Не тяни веревки к себе, — я повернулась к ней, склонив голову. — У тебя ведь не было много друзей? Только союзники.

— Я сказала: хватит, — ледяной барьер вернулся. — Не дави на меня, Мэй, — она указала на овраг. Арлен почти дошел. — Ты должна выполнить работу, ты еще не закончила. Думай об этом, а не комментируй.

Но я делала работу, нравилось это ей или нет, но ее монолог делал работу чуть проще. Теперь я чуть лучше знала, с кем имею дело.

Я взяла Арлена за руку и помогла ему спуститься. Он вытер пот со лба дрожащей рукой. Кольм шагнул на канат. Он делал мелкие шаги, как его брат и сестра, но его хватка на веревках не была такой крепкой.

— Все хорошо, Кольм? — крикнула я.

— Да.

Он перешел, почти не качаясь. Как только он присоединился к нам, я повела их в лес, показывая им, куда наступать, чтобы не оставить след разрушений. Мы осторожно двигались по лесу, старались уйти подальше от моста. Когда мы ушли достаточно далеко, я остановила нас.