Алексей Бобрик - Дар Павшего. Восход Черного солнца [СИ]

— Не могу с этим не согласиться. Сегодня, такие дела, действительно процветают буйным цветом. Но, скорее всего, в этот раз для Вас будет настоящий сюрприз. Я сам, хоть и не великий специалист, но всё-таки историк по образованию, и в этой штуке вижу огромный потенциал. Но, вот он. Держите.

И вот, Николай, достав из сумки свой Талисман, тщательно обмотанный в ткань, осторожно его размотав, передал в руки профессора.

— Так-так. Дайте-ка, я на него повнимательнее взгляну. Интересно… Интересно… Хм… Хм… Дайте-ка, я его повнимательнее поверчу, да покручу… Да, повнимательнее пощупаю… Где-то тут, завалялась моя любимая лупа…

Профессор, поковырявшись с предметом изучения около получаса, наконец то изрёк свой вердикт: — Ну, что же, друг мой. Всё-таки, я понимаю немножко в таких вещах, и как я изначально и говорил — Вас обманули… Да, без всякого сомнения… Не будь я…

От волнения, у Николая готовы были подкоситься ноги. Прямо, как в давешнем подвале, когда он услышал голоса охранников.

Холодный пот, так не кстати потёк по лбу и спине… — А, ведь я, и не предполагал, что это меня так, по серьёзному зацепит. Неужели всё это оказался обман? И я сам себе, всё это в мозгу накрутил да напридумывал? Вот же дурак, не пацан вроде бы, а такую глупость сморозил. Сны всякие за чистую монету принял. Семьсот лет… Я историк… Вот ведь, сейчас стыда не оберёшься…

Но, погоди. Почему это у профессора, вдруг стало такое, прямо-таки сияющее выражение лица? Как будто бы его на Нобелевскую премию, только что номинировали. Что-то, тут не срастается… Лукавит наш профессор.

— Повторюсь, друг мой. Как я уже говорил ранее — Вас несомненно, и бессовестным образом обманули! Этому интереснейшему артефакту отнюдь не семьсот лет. Однозначно не семьсот, и не восемьсот… Ему на… Ему на… На… Позвольте присесть. Но, я ведь даже боюсь своих мыслей в слух произносить. Как на первом свидании, право сказать…

Произнеся эту, сказать странную речь — не сказать ничего, Владимир Степанович подошёл к столу. Затем, достал оттуда бутылку газировки. Налил её в стакан, и присев на край широченного подоконника — выпил весь стакан залпом.

— Так как сейчас, я не волновался уже… Даже и не припомню, сколько лет. С восьмидесятых, это точно. Несомненно, надо будет провести гораздо более точные исследования. Но, уже сейчас, с абсолютной вероятностью можно сказать, что этому артефакту немного больше лет… Совсем, немного больше… Тысяч на пять — шесть лет больше… Не много, ли? … И… и… и… Это никакие не Чжурчжэни, однозначно… Их ещё тогда и в проекте, не было… Если этот предмет, является действительно местным раритетом, то это либо ранние Бохайцы, что маловероятно. Либо, ещё кто-то, кого мы до сих пор не знали — а, это, представляется наиболее вероятным.

— Как-то слишком невероятно это прозвучало. Вы точно не ошиблись? С ваших слов, прямо какая то манна небесная мне в руки попала.

— Нет — как отрезав, произнёс профессор — в таких делах, я никогда не ошибаюсь. А, теперь, друзья мои, продолжим наш диалог с абсолютной искренностью. У кого, стало быть вы его приобрели? Или, может быть, это всё-таки была контрабанда? Египет, Ирак, раскопки Месопотамского культурного слоя? Я во всё сейчас поверить готов. Но, только не в случайное приобретение у местного алкоголика, как вы ранее по случаю выразились — на развале!

Сознавайтесь, молодые люди. Какой музей ограбили? Кого из олигархов первых строчек Форбса обнесли? Хочу сразу же предупредить — продавать такую ценность, и не пытайтесь. Задорого, всё равно не продадите, это я вам как специалист говорю. Тех, кто готов это купить — очень мало. Они все, очень известные люди, и вы скорее лишитесь жизни, чем сможете на них выйти с таким предложением. Немало копий, было поломано и на более, а точнее на гораздо менее ценных, вещицах.

После произнесённого нравоучения, Владимир Степанович, в задумчивости подошёл к окну и молча стал смотреть в даль. Тем временем друзья, попросив небольшого тайм-аута, поспешно удалились в коридор для раздумий.

Семён выглядел несколько взвинченным, а когда стал говорить, то стало понятно, что так оно и есть: — Япона рама, ёперная драма. Так какого, спрашивается, лешего тут творится? Что это, в конце концов, у тебя? И самое главное, на самом то деле откуда? Ты мне действительно всю правду рассказал про случайную находку? Либо ещё, чего-то есть недосказанное? В свете моих теперешних изысканий, это начинает выглядеть очень уж странным. Не грохнул ли ты, кого ни будь, случайно?

— Как бы это сейчас не казалось пафосным. Но, самим Богом клянусь! Я всё, что знаю на сегодняшний момент тебе рассказал. А вот, твоему профессору то, доверять можно? Не сдаст в полицию или ещё, кому-то похуже?

— Не, ты по этому поводу не дрейфь. Степанович, хоть иногда и бывает до безобразия нудным, но ради своей науки на всё, что угодно пойдёт. Пойдёт, но только не в полицию. А уж тем более, куда-то там ещё. Кроме разве, что своих НИИ да Академий всяких. Он, как говорится — романтик от науки. Но, я вот, что думаю. Нет, я даже уверен, что он потребует этот артефакт сдать в музей. Ты на это готов?

— В свете всего вышеозвученного, несомненно. Тем более, что продавать его, как оказалось особо то и некому. Да и на самом деле, опасное это дело. Себе дороже выйдет. И к тому-же, репутация — тоже вещь нешуточная. Зарабатывается она годами, а теряется за секунду. Не прибьют, так посадят ещё. Не знаю, что из этого хуже.

В общем, в музей я бы его и сам отнёс. — Николай достал из кармана талисман, и покрутил в ладонях. Хотел подбросить, как мячик, да вовремя спохватившись за его целостность, повторил эту же фразу ещё раз, но как бы в задумчивости:

— Да, так и есть — сам бы взял, да и отнёс его в музей, …, наверное, …

Постояв в коридоре ещё минут пять, товарищи вернулись обратно в профессорский кабинет, застав профессора за листанием какой-то иллюстрированной и довольно потрёпанной книги. Николай, спросив разрешения, присел на стул, и в мельчайших подробностях пересказал свою историю обнаружения артефакта.

Профессор постоянно, что-то себе помечал в блокноте. А затем, когда рассказ подошёл к концу, попросил всё ещё раз повторить. Так продолжалось дважды. После этих повторов, и множества уточняющих и наводящих вопросов от профессора, который несмотря на свой высокий академический статус, не проявил ни грамма скептицизма, Николай к нему очень проник. Можно сказать — симпатией. Внешне, он выглядел не только очень серьёзным, но и даже крайне увлечённым.

— Так. Вот, ведь значит. Проснулся, и сразу же увидел собаку? А какой она была породы, не припомнишь?

— Я, честно говоря, даже не подумал про породу. Ну, знаете такая, лохматая, трёх или четырехцветная и довольно добродушная. По крайней мере мне так показалось. В общем, порода у неё довольно таки редкая — двортерьером называется.