Оксана Демченко - Копье Вагузи [Litres, СИ]

Взгляд скользнул по застывшим у помоста обладателям малых барабанов. Палка повелительно выбрала одного, второго, третьего. Все послушно отстучали руками указанный ритм. Сохранили его, пока большой барабан задавал новый, и снова бронзовый шарик на конце палки выбирал для него исполнителей.

Тнари выглядела совершенно не похожей на себя. Я не могла поверить, что эта женщина собиралась уйти в пески. Что она несколько мгновений назад – плакала… Словно подменили человека! Каждое движение восхитительно, ни одной ошибки, и слушаются её все, и смотрят на неё, потому что невозможно уже оторвать взгляд. Бессчётные золотые бляшки, ракушки, цепочки и нитки колышутся и звенят. Тёмное легкое тело движется, изгибается, змеи косичек скользят по плечам. И я сама ощущаю, как все мы начинаем дышать в такт. Одним вздохом – целая толпа.

Может, у неё и нет золотой иголки, может, она и не умеет вышивать, как я. Но сейчас и здесь её власть больше. Я кожей ощущаю, как выравнивается канва, как общая радость праздника натягивает её, выглаживает, обновляет, удаляя накопленные за год складки усталости и боли. Само небо становится синее и глубже, потому что оно – чаша, а внизу мы единой душой ждём глотка воды…

Не думаю, что любая, обученная переставлять ноги в такт, может так владеть общим вниманием. Не думаю – потому что уже не могу выделить себя из толпы. Мы дышим, когда нам прикажет порхающая и ткущая узор танца палка с чёрными ящерами. Наши сердца бьются, влившись в ритм барабана праздника, рокочущего все громче.

Звук заполняет город, он ползёт над водой, ширится, и даже волны слушаются его… Мой Клык переступает лапами и дергает головой вверх-вниз, клокочет, ему хорошо и он даже, пожалуй, – счастлив! Я тоже двигаюсь на его спине, вскидываю руки, как каждый в толпе, со стоном вздыхаю, выгибаюсь, – и небо опрокидывается на меня. Синее, огромное, прохладное. И в нём плывет раскаленное добела яростное солнце… исходит паром, создающим белый облачный след.

И снова я гляжу вперед. Голова кружится от резкого движения, кажется – барабан пританцовывает, а не Клык…

Тнари похожа на ящерицу, как я раньше не видела этого? Она – гибкая, бронзовая, в сверкающей и шуршащей чешуе золотых украшений. Она глянцевая от пота, капли сбегают по коже, словно дождь уже отозвался…

Дышать всё труднее, учащающийся рокот накрывает с головой, пропитывает и заполняет. Вбирает в себя и наваливается новой тяжёлой волной.

Чаще. Быстрее. Громче, яростнее…

Вдруг – тишина, такая короткая, что снова не вздохнуть… Она только-только успела зазвенеть в ушах, обдать холодком ползущего по спине восторга – и снова обрушился рокот. Стих, опять нахлынул. То жар, то холод, то бешеная радость, то изнеможение…

И наконец, тишина…. Ватная, вязкая, окончательная. Опустошающая. Даже воздух замер. Только пот струйкой сбегает по спине, щекочет…

Тнари стоит в самой середине барабана, склонив голову. Мокрые косички прилипли к коже, закрывают лицо. Видно, как она тяжело, со всхлипом, дышит. Легкие плечи вздрагивают, бессильно и устало никнут, снова вздрагивают… На звонкую кожу барабана падает капля пота.

Кап. Кап…

Толпа вздыхает и недоверчиво, медленно, поднимает глаза к небу. Неужели из этих редких белых пушинок, и на облака-то не похожих, может пойти дождь? На месяц раньше срока! Путь он и будет коротким. Случайным – и все равно невозможным!

– Накрывайте барабаны, – из-за моей спины, от набережной, командует неизменно уверенный голос Ларны. – Чего раззявали рты? Дождь торопится, стучит, эка невидаль? Ваш Вузи на танцы оч-чень даже падкий мужик, хорошо отбивает ритм. Скоро ливанёт всерьёз!

Клык перестал приплясывать, широко расправил крылья, похлопал ими, сложил и потянулся всей шеей к барабану, клокоча и приветствуя Тнари, которая теперь нравится ему больше прежнего. Женщина неуверенно ступила вперед, так тихо и мягко, что барабан не отозвался. На втором шаге она дотянулась до шеи Клыка и оперлась о неё.

Ронга, мокрый и восторженно булькающий, растолкал всех и метнулся к барабану. Когда он исчез отсюда, я не знаю. Не видела… Но Ларна опять не ошибся: выр отмечал праздник в воде и нырял вдохновенно. Подхватил Тнари в охапку, стащил с помоста и уже не отпустил, поддерживая двумя верхними парами рук.

– Никто не умеет так, я видел пять танцующих и говорящих с барабанами, ты лучше всех, с тобой вообще нельзя сравнивать! Они, прочие, просто топают ногами! – бормотал Ронга. Замер и встряхнул послушную, обессиленную танцем Тнари. – Садись на хвост. Все ар-Раги согласны. Не ради праздников, просто ты нравишься нам. Ты толковый выр!

Из толпы выбрался рослый мужчина, блеснул яркой улыбкой. Я вмиг онемела от изумления. Он осторожно вынул из руки Тнари палку. Вернул мне, широко распахнул глаза и снова улыбнулся.

– Запомнила сказку? – спросил колдун. – Про мою палку и призвание дождя?

– Ты… ты…

– Я, я, – передразнил неизменно наглый и весёлый колдун. – Тихо! Нельзя так шуметь, кто не узнал меня, тому и не положено, не заслужил… Сказку расскажи в трактире. Ещё старшему Вагузи расскажи, он явится завтра. Целиком изложи, с продолжением.

Подмигнул, снова улыбнулся, указал раскрытой ладонью в сторону набережной – и сгинул в толпе. Я оглянулась. «Продолжение», слегка пошатываясь и хмуря лоб, двигалось, оберегаемое от напора толпы крепкими руками и плечами Ларны. Не знаю, чем и как можно столь быстро довести окончательно пьяного человека хотя бы до подобия трезвости. Я ещё мала, чтобы знать – так и Ларна говорит. Зато сам он безупречно управился с задачей. Барта не стал смотреться лучше, кожа по-прежнему висела, рыхлая и нездоровая, желтоватая. Тени под глазами залегли глубокие и надолго. Походка давала повод заподозрить наличие шторма – его качало, и сильно. Однако бывший выродёр глядел и говорил вполне осознанно.

– Это моя жена, – возмущенно бормотал он, распихивая людей. – Моя! Жена! Она устала, нам пора домой… Как нас занесло в город, ума не приложу… Тнари, ты слышишь меня? Какой был грохот! Я едва жив, голова гудит. Глазеют, сволота… Так бы и врезал!

– Надо быть снисходительным, – подсказал Ларна, плечом отодвигая очередного маловменяемого поклонника танцев на барабане, лопочущего что-то восторженное и кланяющегося Тнари в ноги. – Ты сам собрался на север, ты прогнал жену. К вырьей матери послал, не знаю, где это, но полагаю, далеко. Помнишь?

– Нет, – Барта решительным жестом отстранил от себя нового смуглого поклонника жены и заодно все утверждения Ларны. – Это моя жена! Не мути мне голову, там и так мутно… муторно… Тнари! Иди сюда, сказал же! Накинь вот хоть это на плечи. Глазеют, дикари… прибил бы, ей-ей. Ар Ронга, простите, н-не узнал.