Билли-Боб Торрентон - Золотая рыбка в мутной воде [СИ]

Я еще толком не отвлекся, как вдруг Ксивен словно спотыкается, запрокидывается назад, на левом боку начинает расплываться большой темный овал, а на лезвии моего ножа вспыхивают красные капли.

Демон его пережуй, это что же — все идет по плану Гремура? И эта сволочь сдохнет, только когда выговорится перед графом? Так может бросить его тут? Пусть сам добирается, тут недалеко? Нет, я так не играю.

Ладно, что у нас там по сценарию? Мне вдруг становится интересно — что все-таки прописано в его "последнем слове". Отрываю разлохмаченный кусок левого рукава, заворачиваю ножи Ксивена и, кое-как запихнув сверток в карман куртки, взваливаю умирающего на плечо. И беру курс на уже знакомые ворота. Случайные редкие прохожие в ужасе шарахаются кто куда. Патрули городской стражи и вовсе делают, видимо, все возможное, чтобы не попасться на пути — во всяком случае, я их не вижу.

Мелькнувшую было мысль, что следовало бы не переться прямо в дом графа, а тащить этого почти мертвеца на указанный самим Урмареном адрес, сразу отгоняю. Если бы я действовал полностью самостоятельно, то, наверное, так и поступил бы. Но за мной наверняка следят, и любые попытки отклониться от их плана будут, что называется, чреваты. С другой стороны, они наверняка позаботились, чтобы и я, и полумертвое тело на моем плече достигли адресата.

Наконец передо мной возникают ворота со знакомым гербом. За ними двое охранников. Позади маячат еще двое.

— Чего надо? Э… Что это?

— В Ларинье идет снег, — озвучиваю я пароль, который оставил мне Ладер.

— Э… Значит, будем с урожаем, — вспоминает наконец отзыв охранник. Молодец, а то я уже хотел поволноваться.

— Меня зовут Шай Таннер. Его светлость приглашал заходить, если буду в столице.

— А это…?

— А это подарок для его светлости. И думайте быстрее, пока он не испортился.

Бойцы переглядываются, один тут же исчезает в изгибе подъездной аллеи за аккуратно подстриженными зарослями, скрывающими графский дом от глаз праздных прохожих. Он возвращается через несколько минут, в сопровождении десятка человек, среди которых я узнаю Кравера и Ладера с Хартеном.

— Таннер?!

— Таннер, Таннер. Заберите уже наконец этот мешок с дерьмом.

Обмен взглядами, и безвольное тело перемещается с моего плеча на носилки.

— Сам-то идти можешь? Тоже ведь весь в кровище.

Демон меня пережуй, а я ведь и в самом деле весьма живописно сейчас выгляжу. Нервно хмыкаю, заставив Ладера обернуться в тревожном недоумении.

— Не, со мной все в порядке. Граф здесь?

— Здесь, ему уже доложили. Где ты его, — кивок в сторону носилок, — нашел?

— Тут недалеко… Потом, ладно?

— Ладно.

Лекарь, суетится возле раненого. Хочется ему сказать, что жизни в Ксивене осталось лишь на разговор с графом — не меньше, но и не больше, и все его усилия напрасны, но тогда придется объяснять, откуда я это знаю. Нет, пусть пока все идет своим чередом.

Кравер тем временем отходит в сторону. Видимо, понял, что ничем помочь не может.

Мы движемся к дому, больше похожему на небольшой дворец. К Ладеру подбегает какой-то парень с графским гербом на куртке, что-то шепчет. Ладер кивает и наша группа сворачивает куда-то направо. Вскоре, уже за углом, мы спускаемся по не слишком приметной лестнице в какой-то подвал. Короткий коридор, за третьим поворотом тупик и несколько железных дверей. Одна распахнута — туда мы и направляемся.

Яркий свет, лежак, на который перекладывают Ксивена. Я присаживаюсь на свободную лавку у стены — так, чтобы видеть и раненого, и единственный выход. Ладер что-то тихо командует нашему эскорту — в помещении остаются лишь четверо, не считая Хартена и лекаря. Остальные, видимо, занимают посты где-то снаружи. Слышен шум — похоже, приближается хозяин дома.

Так и есть — граф собственной персоной, Меченый (очень кстати), барон, еще несколько человек, которых я не знаю. И маркиза. Переводящая взгляд, странно напомнивший нашу первую встречу, с меня на Ксивена, потом на графа и обратно.

Граф смотрит на меня с легкой улыбкой. Мол, я знал, что ты вернешься. Потом подходит к раненому:

— Надо же, Грен, а я уже думал, что больше тебя не увижу.

— Я тоже на это надеялся, ваша светлость, — хрипит тот, пытаясь рассмеяться. Выходит не очень.

— Что же привело тебя в столицу? Да еще так скоро?

— Это уже не имеет значения. Я умираю.

— Кто тебе это сказал?

— По-вашему, я не могу понять это сам? Ну так спросите вашего лекаря.

— Кравер?

— Да, ваша светлость. Это правда. До утра он не дотянет.

— Ладно, Грен, если ты ничего больше не хочешь мне сказать, то я, пожалуй…

— Подождите!

От этого вопля закладывает уши. Аж выгнуло его, когда понял, что граф может и уйти, ничего от него не услышав.

— Слушаю, — Урмарен, не успевший даже отвернуться, снова делает шаг к этому почти мертвецу.

— Я расскажу. Расскажу, все, что знаю. Если мою семью не тронут. Только… пусть он, — его рука указывает на меня, потом бессильно падает, — уйдет. Не хочу, чтобы…

— Понятно. Хорошо. Таннер, извините, вам придется уйти. Бертес, проводи его… в мой кабинет.

Проходя мимо застывшего у двери Меченого, говорю:

— Можно тебя на два слова?

— Какие два слова?

— Ты веришь в сказки?

— Это четыре слова.

— Неважно. Суть ты должен понять.

Я успеваю увидеть в его глазах проблеск понимания, прежде чем дверь закрывается.

— Ладно, Бертес, пошли.

Темноволосый здоровяк, высокий и широкоплечий, как Киртан, но с лица — вылитый его напарник, смотрит на меня изучающе — видимо, пытается понять, что за птицу принесло в столицу — молча кивает и идет к лестнице.

Мы поднимаемся, пока Ксивен опускается на дно могилы, которую сам себе выкопал, собираясь прихватить с собой как можно больше народу.

Посмотрим, получится ли у меня помешать ему в этом.

Зачем мне это надо? Затем, что я тоже в этом списке. Пусть он и не назовет Урмарену мое имя.

Только не наломай дров, Таннер. Если ты сейчас просто вывалишь на графа все, что видел, слышал и вычислил, то, скорее всего, тебя запрут куда подальше, если вовсе не ликвидируют — благодарность графа имеет свои пределы, особенно если ему сказать, что ты должен убить императора.

Но как предотвратить это убийство? Я не могу сказать графу ни о Гремуре, ни о герцоге Сентерском, ни о замке. Потому что тогда придется как-то объяснить, почему я не превратился в такого же, как Ксивен. И даже если я не признаюсь сам, до этого додумаются граф и Мерген. После этого я смогу забыть о том, чтобы меня оставили в покое хоть когда-нибудь.

И как быть?

А если вести себя так, словно на моем месте то, что хотел из меня сделать Гремур? С небольшой поправкой на то, что я буду это изображать, а не воплощать. Чтобы заговорщики проскочили ту точку, в которой можно безболезненно перейти на другие рельсы или и вовсе сдать назад. Граф потом будет мне лишний раз благодарен — в его положении упреждающий удар вряд ли возможен, не настолько он могущественен, даже при вагонах улик и свидетельских показаний. Отвертятся или отделаются кровью столь малой, что и не чихнут, но отомстят обязательно. Нет, надо дать заговорщикам поднять меч и только тогда бить. Но крайне необходимо — для страховки, прежде всего, — чтобы граф считал, что Ксивен лжет, точнее, говорит то, что ему внушили. Но как укрепить его в этой мысли? Именно укрепить — вряд ли он поверил предателю… безоговорочно. Так, а что я буду говорить графу? Допустим, я встретил Ксивена в той треклятой подворотне. О предыдущей встрече у особняка маркизы и тем более — о случившемся в замке — умолчу. Например, я его просто заметил на улице, пытаясь найти дом барона — охрана вполне могла меня видеть и даже запомнить. Заметил случайно, пошел за ним, а он… встретился с кем-то из людей герцога. Причем с гербом на одежде, или, скажем, этот человек пообещал что-то передать "его высочеству". Ну, а потом я попытался его задержать и вот, мол, чем все кончилось. Авось, сработает. По крайней мере, люди графа будут аккуратнее при проведении арестов.