Билли-Боб Торрентон - Золотая рыбка в мутной воде [СИ]

— Ладно, Таннер, — смотрит граф на часы, — пора идти к Дорвиту. Надеюсь, он еще не заждался.

Полчаса с Дорвитом пролетают как один миг. Знакомство с личным магом императора оставляет у меня двойственное впечатление. С одной стороны, передо мной умный и, если надо, безжалостный боец. По-настоящему сильный маг, каких я еще не видел. Советник императора. Что он за пассы он выделывал руками вокруг моей головы, я до конца так и не понял, но боль и усталость вдруг ушли. Совсем. Я словно снова оказался на берегу безымянного озера тем далеким утром. Но почему тогда он ничего не почувствовал? Или сумел не выдать себя? Если первое — что я такого сделал, пряча свою силу, что маскировка стала абсолютной? Если второе — друг он мне или враг? Точнее, счел ли он меня естественным союзником или намерен использовать в своих интересах?

Нет ответа. Пожалуй, придется подождать "естественного развития событий".

Мы возвращаемся в покои графа. Молчаливый слуга наливает нам вина и отходит в сторону. Интересно, чему граф улыбается так загадочно?

Причина проясняется через минуту — двери распахиваются, и в комнату входит барон Фогерен, а следом — Киртан и Хонкир. Рукопожатия, объятия, радостные возгласы. Все тот же слуга, повинуясь взгляду графа, наливает вина и вновь прибывшим. Обычный, видимо, набор тостов, в который вплетается пожелание мне долгих лет и крепкого здоровья. Что ж, и то, и другое мне пригодится.

Впрочем, причина, по которой я вижу сейчас барона и моих бывших напарников, имеет немного грустный оттенок. Венкрид завтра уезжает к отцу — заговоры заговорами, а к свадьбе готовиться надо без суеты. Собственно, он должен был уехать еще позавчера. Но раз уж так все сложилось, ему хотелось убедиться, что я в порядке.

Спустя несколько минут я вдруг ловлю себя на странном ощущении. Как-то участвую в разговоре — шучу сам, улыбаюсь в ответ на шутки других, вспоминаем совместные приключения, но мысли мои словно где-то далеко. Похоже, в какой-то момент Урмарен замечает, что со мной что-то не так, и, списав это на последствия пережитого, очень аккуратно намекает Венкриду, что пора бы и попрощаться. Прощальный тост и троица едва ли не самых близких мне людей уходит. От мысли, что я их довольно долго не увижу, становится грустно.

— Мне тоже будет их не хватать, — говорит граф, правильно истолковав мое выражение лица и наливает еще вина.

Но едва приятное тепло разливается по телу, приходит отрезвляющая мысль, далеко назад отодвигающая грусть расставания — а мы точно все обговорили до встречи с Дорвитом?

— Скажите, ваша светлость, — говорю я, вспомнив странный жест императора, адресованный кому-то за моей спиной, за несколько мгновений до того, как Сенгир начал действовать не по протоколу, — какой все-таки сюрприз должен был ожидать меня на приеме?

— Ладно, так и быть, скажу, — отвечает граф, задумчиво глядя куда-то в сторону. — Его Величество намеревался не только наградить вас орденом и дать вам дворянство, но и сделать вас бароном. Хотя тот момент, что никто не знает, кто вы и откуда, его здорово смущал, не скрою. Однако император не собирался отступать от своего слова. И тут вскрылось одно обстоятельство.

— Какое же?

— Помните, Таннер, наш давний разговор, еще на пути в Мелату, когда я объяснял вам, кем вы можете быть — с моей точки зрения? Я тогда назвал вам не все варианты. Вернее, все, но один из них имел, скажем так, оттенки, а у меня возникла одна мысль, которую следовало проверить, прежде чем озвучивать. И, по ряду причин, я не мог заняться этим делом до прибытия в столицу. Честно говоря, я предполагал, что могу найти что-то в этом роде, но такого результата я и сам не ожидал, — граф делает паузу, собираясь с мыслями, а я старательно пытаюсь вспомнить, что именно тогда он говорил. — Так вот, Таннер. Мой друг Мерген очень неплохо рисует. Поэтому, когда вы появились на пороге моего дома с умирающим Ксивеном на плечах, я не просто вспомнил о своей непроверенной идее, но и, когда для этого нашлась минутка, попросил Мергена изготовить ваш портрет…

Опаньки. А я-то надеялся, что пока никто не запечатлел меня для истории.

— … и он прекрасно справился с моим поручением. Настолько прекрасно, что едва я увидел этот портрет, у меня сразу возникло ощущение, что лицо, на нем изображенное, кого-то мне напоминает. Причем очень сильно.

И он туда же… Забавно, если Урмарен и герцог Сентерский подумали об одном и том же человеке. Вот только кого они имели в виду?

— Скажите-ка, Таннер, вы никогда не встречали барона Танорена?

Хм, Танорен, Танорен… Барон Ургис Танорен. Память выдала к имени два портрета. На первом, из более старого справочника — мужчина лет сорока, с волевым лицом. Рядом с ним жена — похоже, ровесница — и дети. Два мальчика — старшему лет четырнадцать-пятнадцать, младшему не больше семи — и девочка, совсем кроха. На втором, из недавнего издания — тот же мужчина, только постаревший на три десятка лет. Рядом с ним — сын, причем явно младший, ибо выглядит ровесником отца на первом портрете. Жена, возможно, умерла. Дочь — вышла замуж. За кого? Ладно, потом… А где старший из сыновей? К слову, я никак не могу быть этим отсутствующим персонажем — младшему из тех мальчиков на старом портрете сегодня должно быть лет больше, чем мне. Он даже старше Венкрида Фогерена. Не говоря уже о том, что мое сходство с представителями данного семейства — если граф намекает именно на это — кажется мне весьма сомнительным. Однако, надо ответить.

— Нет, ваша светлость, не встречал. А мог? Интересно, где?

— Откуда же мне знать, где вас носило до того, как память отшибло.

— И то верно…

— Значит, не знаете его?

— Ну, как вам сказать… Мне известно это имя, я даже представляю, как он выглядит и, наверное, узнал бы при встрече. Но чтобы где-то наши пути пересекались… нет, не помню такого.

— Пожалуй, да, за то время, что мы с вами знакомы, возможности встретить его вам не выпадало. Насколько мне известно, барон Танорен за послевоенные годы покидал замок хорошо если больше трех раз. И последний из них — задолго до нынешнего лета.

— Тогда о чем речь?

— Дело в том, что у барона было четверо детей. Трое сыновей и дочь.

Трое сыновей?

— …Дочь барона вышла замуж пятнадцать лет назад, с полного одобрения отца, живет сейчас в Кардее, счастлива в браке, растит двоих детей и больше ничего интересного я вам о ней не скажу. Теперь о сыновьях. Старший, Виргел — капитан, командир пехотной роты — погиб в самом начале войны. Жениться он успел, а вот обзавестись детьми — нет. Вдова Виргела вышла замуж через пять лет после войны, ее нынешний муж — тоже военный. До сих пор поддерживает отношения со старым бароном, навещает его не реже двух раз в год. С этими линиями все, переходим к среднему сыну, Геркусу, который сейчас считается официальным наследником барона. Этот любимчик своей матери предпочел чиновничью карьеру. Женился в первый год войны, у него две дочери, старшая в прошлом году вышла замуж, младшая обзавелась женихом, но точная дата свадьбы не определена. С отцом отношения у Геркуса, скажем так, прохладные — во многом из-за отношения Геркуса к военной службе. Старый барон — вояка в демон знает каком поколении, ушел в отставку из-за подкосившегося здоровья, и очень переживал, что врачи не разрешили вернуться на службу, когда началась война…