Сергей Вишневский - Пест — Ломаный грош [litres]

Плечи и вся грудина юноши вздрагивают один раз, второй, но лицо остается сухим. Зубы сжаты так, что скулы вздулись, хрустят суставы кулаков. Пест наблюдает за Людвигом. Сначала он хмурится, но понимание приходит быстро. Он хорошо помнит завет отца о слезах.

– Плакать можно, в том худого нет, – Пест поднимает руку вверх к вязи знаков воды, так похожей на «Гостерскую роспись», и начинает ее напитывать силой.

– Я не плачу, – тихим шепотом произносит Людвиг. Плечи снова безмолвно вздрагивают, и еще раз. – Мужчины не плачут.

Пест все сильнее и сильнее начинает напитывать рисунок. Много силы не потребовалось, чтобы на потолке повисла одна капля, потом еще одна и еще. Не проходит и десяти секунд, а с потолка уже идет небольшой дождь.

– В дождь можно, в дождь не зазорно. Батя мой так говаривал…

Дождь в тренировочной комнате становится все сильнее и сильнее. Оба юноши моментально вымокают до нитки. Не проходит и минуты, когда от Людвига доносится всхлип, потом еще один.

– Я не плачу! – срывающимся голосом произносит Людвиг. Он кулаком утирает нос.

– Это просто дождь, – кивает Пест и добавляет тихим шепотом: – Так бывает под дождем.

Сон

Людвиг открывает глаза, и перед ним та же картина. Все тот же стол и все та же кружка.

Все его друзья и соратники за огромным столом. Вот огромный Прист хватает кружку, рука вскидывается вверх, а рот кричит «За Гвинею!». Его подхватывают другие, повторяя: «За Гвинею!»

Кто-то замечает, что Людвиг поднял голову. Слышатся выкрики:

– Гля! Бастард живой!

– О! Бастард! Выпей с нами!

– Слух, а как Бастарда звать?

– А че, Бастард – это не имя?

– Не, это когда благородный налево сходил…

Сейчас Людвиг должен спросить Малого: «За что пьем?», но вдруг начинает идти дождь. И они уже не в тесной забегаловке, а на улице. Вот по лбу бежит первая капля дождя, убегает на переносицу, свисает на носу. Вот и слезы начинают течь по щекам.

На Людвиге останавливается то один взгляд, то другой. Через несколько секунд, когда юный маг воздуха уже насквозь мокрый от дождя, на него смотрят все, кто сидел за столом. Его начинают спрашивать:

– Ты чего, Бастард?

– Случилось чего?

– Мужики не плачут, ну! – толкает его в плечо Прист.

– Я не плачу… это дождь… – всхлипывая после каждой фразы, произносит Людвиг. – …Под дождем можно…

Сперва все умолкают, но спустя несколько секунд снова начинается гомон голосов:

– Точно можно? – спрашивает кто-то из мужиков.

– Можно, мне батька так говаривал…

– Не, а ты сам прикинь, не заметит ведь никто!

Гомон голосов нарастает, но, несмотря на это, четко слышатся слова Свала:

– Значит, больше не свидимся? – он сидит рядышком, справа, и заглядывает в глаза.

Людвиг закусывает губу, чтобы не разреветься в голос. Хватает сил, только чтобы мотнуть головой.

– Ну, тогда… Прощай! – Свал встает, рука хлопает по плечу Людвига, а сам куда-то уходит.

– Ты себя береги… – еще один хлопок по плечу.

Взгляд, залитый дождем и слезами, не отрывается от столешницы.

– Да, мы-то уже все, а у тебя жизнь долгая! – снова хлопок по плечу.

– Нос не вешай и лихом нас не поминай…

– Бывай, Бастард! – проходящий теребит волосы Людвига, как младшего брата.

Остальные, еще гомонящие мужики, поднимаются по одному и подходят. Каждый что-то говорит и хлопает по плечу, теребит волосы, жмет руку… Людвиг покраснел, но так и не оторвал взгляда от стола. Он кивает, но звука не произносит, лишь губу закусывает. Плечи нет-нет, но вздрагивают.

Дождь становится сильнее. По лицу бегут струйки воды. Какие из них соленые, а какие просто вода – не разобрать. Взгляда он не поднял. Перед глазами стол с недоеденной закуской, недопитыми кувшинами и наполовину полные кружки. За столом никого нет.

Мгновение – и исчезают кружки, еще одно – и исчезают тарелки. Стол совсем опустел. Перед Людвигом стоит одна кружка из мутного стекла. В ней налита вода и плавают три красных ягодки брусники. Так было принято поминать воинов у северян, так его учили еще там, на заставе Серый Клык.

Людвиг открыл глаза, затем присел. В комнате стоит полная тишина. Солнце давно встало, и кровать юного воздушника ярко освещена солнцем. Юный маг взглянул на кандалы, которые находились на его руках. Они даже не нагрелись, хотя зачастую они жгли его кожу, словно раскаленный металл. Тем не менее на лице Людвига не отразилось и тени удивления.

Послышался шорох со стороны постели Песта. Из-под одеяла вынырнула Кара'кан. Она улыбнулась Людвигу и тихо произнесла:

– Поздравляю! Ты свободен! – слова на незнакомом языке звучат четко и торжественно. Она встает и обнаженная проходит к темному углу, где растворяется словно мираж. После ведьмы остается только темное облако, которое стелется по полу.

Людвиг плюхается на спину и еще час смотрит пустым взором в потолок. Глубокий вздох, и глаза закрываются. Людвиг снова уснул.

В комнате начинают проявляться контуры Черта. Высший демон занимает большую часть комнаты. Чтобы ничего не задеть, он поджимает задние лапы. Около часа демон разглядывает Людвига, принюхивается к нему, даже пробует аккуратно лизнуть, чтобы попробовать на вкус. Голова демона начинает вращаться и замирает в перевернутом положении. Рот оказывается наверху, а лоб и три глаза внизу.

За всей этой картиной наблюдает Пест. Испугавшись, что Черт может что-то сотворить с Людвигом, он встает и подходит к нему. Демон оборачивается к Песту и странным голосом произносит:

– Ты можешь научить меня плакать, как его? – лапа Черта указывает на Людвига. Все три глаза моргают по очереди. Пест мотает головой.

– Тебе не научиться. Так может только тот, у кого есть сердце.

Земельный приказ

В помещении государева Земельного приказа стояла абсолютная тишина. Секретарь, мужчина с аккуратной бородкой, в чистом зеленом камзоле и белой рубашке, сидел за столом и что-то аккуратно выводил писчей палочкой в огромной книге.

Вот послышался приглушенный звук голосов, доносившихся снаружи. Секретарь поднял взгляд на вход, но тут же его опустил. Спустя несколько секунд тяжелая дубовая дверь скрипнула, и в проеме показалась голова Песта. Взгляд ведуна скользнул по роскошной золоченой мебели, огромных размеров картинам на стенах и лощеному мужчине за столом.

Юноша немного стушевался от роскоши и пышности обстановки, но тем не менее вошел.

Пест постарался прикрыть дверь как можно аккуратнее, но в итоге она так стукнула, что ему показалось – громыхнул гром.

– По какому делу? – прозвучал голос секретаря. Он уже успел рассмотреть мантию Песта, его руки, цвет кожи и разноцветные радужки глаз. В голове уже успела сложиться первичная картина. За несколько секунд секретарь сумел взвесить степень угрозы, потенциальную платежеспособность и примерную «родовитость» посетителя.