Майя Филатова - Арканы Мерран. Сбитый ритм [СИ]

Ну сколько ж можно! Я двинулась прочь, оставив шипящего от боли Трена распрямляться самостоятельно.

За ближайшей повозкой обнаружилась Лилиан, девчушка из клоунов. В светло-карих глазах светились желтоватые искорки счастья, а полные щёчки горели румянцем.

— Ой, Кети, откуда ты взялась, ты видела, что за красота внизу, там на птицеящерах летают и ветер разноцветный, а какие цветы, какие храмы, а какой туман! — залопотала Лили, всплескивая руками и откидывая золотистую челку, — ой скорей бы мы встали лагерем, хочу пойти по городу, говорят, Дарн отпустит всех, а я с Отто пойду, а он такой хороший, а город такой красивый! Надо гулять! Надо обязательно гулять! На такую красоту грех не поглядеть!

Кивая и хмыкая, я поискала глазами Эвелин. Тщетно. Не мудрено: мешанина людей и повозок занимала почти всю площадку. Толстопузые купцы мерились размером кошелей, паломники трясли свитками, несколько дородных матрон увлечённо работали локтями. Промелькнул Дарн с красным злым лицом и Халнер, который с подчёркнуто-безразличным видом что-то говорил одному из погонщиков, а вокруг скакал купчик, потрясая кулаками. Предмет спора, птицеящер с рыжевато-красным оперением на голове и спине, и тёмно-серой чешуёй на лапах и хвосте, щёлкал плоским клювом и вперился куда-то в толпу. Проследив за взглядом круглых зрачков, я увидела Изабель. Фифа задумчиво перебирала складки пурпурного платья, а в глубоком и узком декольте посверкивало ожерелье тёмного, в тон волос, камня. Сами волосы забраны в высокую причёску, подчёркивая длинную белоснежную шею. И правда, клюнул бы кто её, что-ли! Но ни шея, ни сама фифа, никого не интересовали: кто-то из акробатов забрался ближнему к Изабель птицеящеру на голову и старательно удерживал равновесие на одной руке. Обалдевшее от такого обращения, животное прядало крыльями и фыркало, призывая своего погонщика. Но погонщик таращился на фокусы шпагоглотателей, открыв рот и позабыв всё на свете.

Я вздохнула и повернулась к городу. Болтовня Лилиан окончательно превратилась в поток бессмысленных междометий, и теперь только роскошный вид спасал её уши от какой-нибудь грубости.

А потом появились они.

Плавно взмахивая крыльями, мимо площадки пролетело три непроницаемо-чёрных птицеящера. В отличии от транспортных, эти выглядели небольшими, под одного человека, и имели на голове костяные наросты, похожие на рога. Ещё на животных мерцала броня — маски, и нечто вроде чешуйчатой кольчуги. Или это просто металлическая чешуя?…

Всадники тоже выглядели странно. Он походили одновременно на священников и солдат. Поверх армейской формы Мерран, накинуты короткие черные котты с изображением меча на фоне солнечного диска. На плечах, поверх поднятых капюшонов, епитрахили, заправленные под широкие ремни с длинными кинжалами, у седел — скорострелы и ещё какое-то незнакомое оружие. Вот это да! Вот это я понимаю — патруль!

— Ой, Инквизиция… — воскликнула Лилиан и замолчала, вцепившись мне в рукав.

Ну хоть что-то способно заткнуть этот радужный фонтан!

— Ааа, полетели, опора и защита наша! Чтоб им пусто было, — раздался голос Отто.

— Тссс! — испуганно прошипела Лилиан, — Отточко, пойдём гулять?

— Конечно, Лили. И ничего не бойся, когда я рядом!

— Сам не нарывайся, и бояться не надо будет, — пробурчала я.

Молодые люди растворились в толпе. Я с одобрением посмотрела в ту сторону, куда улетели инквизиторы. Ну хоть где-то умеют остужать дурные головы просто видом власти, а не только топором по шеям!

Места в Озерном не хватало даже обитателям. Под главное шапито выделили отдельную площадь-уступ, а вот жить пришлось внутри скалы. То-есть, в пещерах, где пространство поделили на отсеки тентами. Боги! Пребывание под каменными сводами (гора рухнет и раздавит! раздавит и рухнет!) — пытка, а уж эти клетушки и вовсе выводили из себя. Пришлось подналечь на лазаретный запас успокоительных настоек и вообще часто ночевать там же, в самом близком к выходу «помещении».

Впрочем, в пещерах красиво. Стены и потолок посверкивали тонкими жилами какого-то мягкого минерала, а из особо тёмных мест свешивались зизконы — склизские твари с глазами на длинных ножках. Эти существа умели менять цвет по собственному желанию, маскируясь под любую вещь — от куска стены до полоски ткани. Ещё они любили свисать на хвосте, прислушиваясь к дыханию спящих внизу людей. Так вот просыпаешься ночью, а на тебя чьи-то круглые глаза сверху смотрят. Очень впечатляет.

Представления проходили хорошо — я уже попривыкла к публике, да и люди здесь оказались сдержаннее, чем на равнине, и никогда не набиралось на полный зал. Но среди скал изменять реальность оказалось труднее. Образы вырывались из-под контроля, словно обретая собственный разум, и цветной калейдоскоп иллюзий вытягивал силы пуще прежнего.

Впрочем, сложности испытывала только я. Почти все уставали сильнее, и труппа в буквальном смысле считала часы до праздничного перерыва. Скоро наступало Полносолнцее, а по традиции в эти дни запрещалась абсолютно любая деятельность, даже торговля. Полагалось лишь поститься и восславлять Великого Апри. В преддверии шестнадцати дней полного безделья, только Дарн носился как заведённый, подстёгивая всех и напоминая о «важности нашей миссии в столь тяжёлые для Империи времена». Но, когда до Полносолнция осталось всего ничего, артисты начали дружно халтурить и уговаривать Дарна закончить полусезон на пару дней раньше. Немного поломавшись, директор почти согласился — народу уже приходило не слишком много, билеты заранее никто не брал.

И тут случилось неожиданное.

На великий праздник, в Озёрный приехал с паломничеством лорд-наместник соседнего округа. Да ещё с семьёй до каких-то страшных колен. И вот вся эта толпа народу, плюс пять или шесть юных недомерков, внезапно захотела сходить в театр, посмотреть на «знаменитое представление с живым монторпом». Обязательно. Вот прям завтра. Ну хорошо, послезавтра.

Если бы эти люди заглянули за кулисы, то увидели бы монторпа в человеческом обличье. Два дня Дарн метался раненым зверем, раздавал тычки, напоминал правила этикета, и даже подогнал пару номеров под вкусы скорых гостей. Одна радость: это последнее представление перед праздниками.

И вот столь важный (по мнению директора) день настал. Зазвучали фанфары, артисты побежали на сцену в своих лучших костюмах — театральным Ткачам пришлось изрядно постараться, восстанавливая все блёстки и камешки, рассыпанные за полусезон. Вопреки обыкновению, я отиралась за кулисами, подглядывая за представлением. На душе гадостно, в голове — шумно. Казалось, эта чехарда закончится чем-то крайне нехорошим. Но ребята блестяще отрабатывали номер за номером — жонглёры, акробаты, клоуны, дрессировщики (особенно блистала «моя» моружа ) и с чувством выполненного долга убегали прочь. Те, кто не задействован в других номерах, уже начали накрывать на стол. Но даже перспектива застолья не могла развеять странное предч… ой!