Дариуш Ришард - Записки судового врача [СИ]

— Да-да, конечно. Пускай гуляет. Только два дня, не больше.

— Спасибо, мадам, я сейчас же его обрадую. До свидания.

На «Золотой сколопендре» зажглись бортовые огни, разгоняя сгущающиеся сумерки, и парусник стал единственным островком света, скользящим по морской глади, как маленькая плавучая свеча на подносе с водой… Хотя было еще не слишком поздно — лишь только успела заступить на свой пост ночная, «совиная» вахта, которая должна была дежурить с восьми часов и до полуночи, но на корабле уже почти все спали. Расправившись, наконец, с тяжелой и хлопотной рутиной рабочего дня, каждый только к тому и стремился, чтобы заползти в свой угол и забыться сном до рассвета.

Доктор Траинен тоже очень устал… Чертовски устал… Устал, как черт… Интересно, а черти вообще подвластны усталости?.. Хотя этот вопрос судового врача сейчас не волновал. Всего каких-то два часа назад он так хотел спать, что буквально с ног валился, но теперь, кажется, понял, что отлететь в царство грез с чистой совестью ему не удастся… Всегда так бывает, как назло, — когда хочешь чего-то, то не можешь, а как только появляется возможность, то желание куда-то улетучивается. Ларри решил, что вряд ли ему удастся сразу уснуть, так зачем же зря протирать казенную койку. В лазарете его ожидала целая орава больных и раненых, а перспектива лежать, уставившись в потолок, и слушать нестройный храп и хрип, сопение и кашель и прочие элементы звукового сопровождения доктора как-то не прельщала. Поэтому Лауритц не торопился возвращаться к себе и, избавившись от вороха окровавленного тряпья, занеся в лазарет шкатулку с инструментами и умыв на сегодня руки, в прямом и переносном смыслах этого слова, решил немного посидеть на практически полностью опустевшей палубе. С бутылкой рома, которую он отобрал у капитанши и зачем-то до сих пор носил с собой, молодой человек уселся на ступеньках одного из трапов, там, где сейчас никто не должен был ходить. Ему сейчас хотелось забиться куда-нибудь подальше и поглубже, спрятаться ото всех, чтобы его сегодня никто уже не нашел, даже если бы очень хотел. Но, учитывая везучесть рыжего доктора, об него и здесь кто-нибудь мог споткнуться, причем не просто споткнуться, а упасть и сломать ногу… обе ноги.

Бледный, изнуренный, буквально за один день помрачневший и осунувшийся… По пути из лазарета доктор Траинен мельком взглянул на себя в зеркало и сразу пожалел об этом, а теперь хотел забыть того человека, с каким-то немым укором посмотревшего на него со стеклянной поверхности. Может быть, хоть порция ночного морского ветерка пойдет ему на пользу… Хотя тут и урагана не хватит, чтобы начисто вынести из его головы недобрые мысли. Подумать только — неужели первая же неурядица, не самая страшная из возможных бед, заставила его расклеиться?.. Стыд и срам, бесчестье и позор. Лауритц чувствовал себя нехорошим человеком. Как судовой врач в аварийном режиме он обязан был находиться при исполнении своих обязанностей круглые сутки, но сейчас ему хотелось просто взять и послать весь лазарет куда подальше. Совесть каждый раз обзывала его лицемером, когда он, скрепя сердце, в очередной раз цеплял на себя маску исключительной вежливости и по первой просьбе выдавал и делал людям все, что они хотели, по сотне раз на дню повторял одно и то же, а когда его слова не доходили с первого раза, растолковывал повторно, в то время как на самом деле ему хотелось разогнать всех подальше от себя, выставить за порог, хлопнув дверью, запереться и наслаждаться одиночеством… Или истинная добродетель все-таки заключается не в том, чтобы иметь исключительно добрые помыслы, а в том, чтобы совершать добрые поступки, несмотря ни на что?.. Надеть свою невидимую красную сорочку и делать, что должен… А еще он убил человека… Хорошие люди не убивают других людей, какими бы плохими те ни были.

Но, с другой стороны, он спас жизнь друга…

Машинально поднеся бутылку к тонким дрожащим губам, Лауритц отхлебнул рома, которого и так оставалось совсем на донышке. Он никогда не любил этот грубый напиток грубых людей, который считалось неприличным подавать в Высоком Обществе, и не мог пить его просто так, в чистом виде. Настоящие ценители этого алкоголя могли выделить десятки оттенков, тонов и полутонов его вкуса — тонкий аромат тропических плодов и даже ванили вначале, далее играют карамельные нотки и раскрывается букет засахаренных и сушеных фруктов, а в послевкусии ощущается дымок и горький перец… Ларри ничего такого не чувствовал, ничегошеньки, никогда. Для него вкус рома начинался обжигающей все на свете крепостью тростникового спирта, а заканчивался, и то, если повезет, вяжущей терпкостью дубовой бочки, от которой сводит скулы. Но он выпил. Просто так. Просто потому… что этого холодного стеклянного горлышка касались горячие губы Шивиллы?..

Мадам Гайде… С ней Лауритц уже в который раз перегибает палку, словно проверяя на прочность или ожидая, пока пресловутая палка не сломается и не треснет его по лбу. Ему, кажется, просто нравилось играть с огнем, и он будет продолжать эту игру до тех пор, пока, как большой и глупый, любопытный рыжий кот не опалит себе усы и не будет потом дезориентированно шататься в пространстве, оббивая углы… И чего он ей сегодня наговорил? Не помнит. Уже напрочь отшибло память… там, кажется, что-то про «Красную Шапочку» было… как всегда… К ее услугам в любое время суток… И свои силы он явно переоценил. Доктор сегодня девушке едва ли не жизнь спас, а обставил все так, будто это она ему превеликое одолжение сделала и милость оказала, и это он ей, а не она ему должна быть по гроб жизни благодарна. Ларри глотнул еще рома и отставил бутылку.

На бархатно-синем небе одна за другой зажглись путеводные огни звезд, и лекарь от созерцания космоса внутреннего перешел к созерцанию зрелища более приятного — космоса внешнего… Только на этом одиночеству его пришел конец. То ли доктор плохо прятался, то ли его просто хорошо искали и нашли практически сразу же. Перед ним стояла вездесущая Олли, в его докторской треуголке на голове, с кружкой, исходящей паром, в руках.

— Сэр доктор Траинен, — заискивающе заговорила девочка, — а я нашла вашу шляпочку… Вы ее, наверное, потеряли во время… ну, тогда. Она на палубе лежала.

— Спасибо, Олли… — Ларри прокашлялся, услышав, с какой непривычной хрипотцой прозвучал его собственный голос. Он снял с девочки треуголку и водрузил ее на положенное место — себе на голову.

— А еще я вам чаёчек с камбуза принесла. Всё, как вы любите, с двумя кусочками сахара.

— Спасибо, ты настоящий друг, — приняв из рук девочки порцию горячего напитка, он вдохнул его слабый, но ощутимый аромат и с наслаждением отхлебнул. Приятное тепло сразу же распространилось по телу от пищевода и растворилось где-то на уровне желудка. Пусть это был далеко не самый лучший чай, который он когда-либо пивал, но на судне перебирать продуктами не приходилось… Тем более, что Ларри любил черный чай во всех его проявлениях, и всего один глоток заставил доктора снова почувствовать себя почти что нормальным, живым человеком. Слегка подвинувшись, он выдавил из себя улыбку и похлопал рукой по ступеньке рядом с собой, мол, «так уж и быть, садись, заслужила».