Светлана Васильева - Йормунганд (СИ)

— А как ты себя чувствуешь? — спросил он, вспомнив недавние слова Раннвейг, — Я слышал, тебя тошнит?

Элоди топнула ножкой.

— Разве что от тебя, — бросила она, решительно взяла его за руку и потащила за собой. Дуэнья метнулась было за ними, но девушка упреждающе вскинула ладонь.

— Что такое?

Элоди затащила Йормунганда в неглубокую нишу и постаралась загородить своим небольшим телом.

— Моя служанка ждет ребенка, ты можешь ей помочь?

— Я не повитуха. У меня нет такого опыта.

— Да нет, — Элоди поморщилась. — Ты можешь помочь ей избавиться от ребенка?

Йормунганд вздохнул, провел рукой по лицу.

— Пусть обратиться к кому-нибудь другому, — сказал он.

— Она не может.

— Почему?

— Потому! Не может и все тут.

— Элоди, можно я поговорю с ней?

— Нет!

— Иногда девушкам кажется, что избавиться от ребенка единственный выход, но это не так.

— А что, лучше будет выбросить его потом в корзине, собакам на съедение?

Йормунганд скривил губы. День явно не задался.

— Я могу дать снадобье, — сказал он, — Если срок небольшой, но, Элоди, от этого снадобья иногда умирают. Никто не даст гарантии, ни я, никто другой.

— От родов тоже иногда умирают, — сказала Элоди отступая. — Дай мне это средство, а я передам ей.

— Элоди, — сказал Йормунганд, — на каком ты месяце?

По коридору будто ураган пронесся. Топот маленьких женских ножек сопровождали крики испуганных расталкиваемых служанок, звякнула разбитая посуда, упало и покатилось что-то по полу. Следом послышался топот мужских сапог.

— Что там такое? — Стаккард с интересом высунулся из кухни, где Раннвейг поставила его надзирать за приготовлением блюд. Он как раз закончил дегустировать столовое вино, припасенное для ужина. В любом другом месте он решил бы, что подобным поручением его хотят унизить, но здесь остаться на кухне оказалось высшим благом.

Любопытный поваренок высунулся вместе с ним.

— Леди Элоди и господин Йормунганд опять поссорились, — сообщил он авторитетно.

— Откуда ты знаешь? Ты же их не видел.

— А никто из служанок не ругается, значит пробежал кто-то из благородных. Ну кто, если не они?

Стаккард ухмыльнулся.

— И часто они так вздорят?

— Как заговорят, так каждый раз. Редко, в общем.

— Йормун влюблен в Элоди? — ухмылка Стаккарда растянулась еще шире.

— Не, она в него.

— А он?

— Ни одной юбки не пропустит, кроме благородной дочери конунга. Марза говорит, это от уважения, а я думаю, ему просто плевать. А может быть, и так и эдак.

— Может быть, — согласился Стаккарад.

— Господин, — мальчик уставился на него наглыми глазами, — а вы вино все допили или осталось чего?

Стаккард не больно шлепнул его по затылку.

— Работать иди, — сказал он, — винишко есть, да не про твою честь.

В Голдсшейне часто любили поговорить, как Йормунганду удалось провести князя и получить место рядом с ним. Рассказы о его похождениях обрастали вымыслом, и Стаккард не верил и половине того, что слышал. Но теперь, теперь он сомневался.

«Втереться в доверие», хах. Как будто старик доверяет кому-нибудь. Он и собственной жене не доверяет, даже собаке у своих ног относится с подозрением. Разве что дочь он беззаветно любит, но и то потому, что она так похожа на него. Как собственное отражение, только в платье. Вот только дочь еще опасливей отца, и как она умудрилась влюбиться в проходимца вроде Йормуна? Стаккард и сам не заметил, как начал называть его Йормуном.

Йормунганд пробудил чудовище, создал чудовище, они и сам является чудовищем. Нет ни семьи, единственного друга, Стаккард не сомневался, он предал. И даже то, как легко он заводил романы, указывало лишь на то, что Йормунганд никого по-настоящему не любил.

Даже его отец более человечен, чем сам Великий Змей, как называли его за пределами владений Эдегора. Интересно, знает ли Йормун о собственном прозвище? Он часто путешествует неузнанным, мог и слышать.

Из размышлений Стаккарда вырвала повариха, что бесцеремонно потрясла его за плечо.

— Вино где? — густым басом спросила она. — Все вылакал или осталось чего?

Йормунганд перепрыгнул через корзину с покатившимися фруктами, едва не споткнулся о ковер и все-таки нагнал Элоди у входа в главный зал.

— Не делай хуже, чем есть, — прошипел он.

Он ожидал слез или истерики, но Элоди лишь посмотрела на него круглыми глазами и сказала:

— Не преследуй меня.

— Что?!

— Если ты будешь преследовать меня, я позову стражу.

— А я скажу о твоем положении во всеуслышание. Прямо сейчас!

— А я, а я, а я скажу, что это твой ребенок. И тебе придется на мне жениться!

— Ну уж нет! Пусть лучше голову снимут!

Элоди ударила его. Йормунганд прижал ладонь к пылающей щеке.

— И кстати, — сказал он, — а чей ребенок?

Элоди ударила его по другой щеке, так что через мгновение Йормунганд напоминал собой удивленную кумушку с воздетыми к лицу руками.

— Прекрати, — сказал он с угрозой. Элоди насупилась.

— А то что?

— А то придется справляться со своей маленькой проблемой самостоятельно.

Элоди замерла, тут же моргнула и отвернулась.

— Ты поможешь мне?

Йормунганд вздохнул.

— Помогу, но, — Йормунганд улыбнулся краешком губ, — ты будешь мне должна.

Порой Элоди жалела, что отец ненавидел Дочерей. Будь при дворе хоть одна из них, проблемы можно было избежать. Она упорно отказывалась думать о проблеме, как о ребенке. Опухоль, думала она, — внутри меня опухоль и она растет. Ее тошнило при одной мысли, что опухоль остается внутри нее.

Йормунганд велел ей показаться на пиру, потом сослаться на плохое самочувствие и уйти, ставив вместо себя служанку. Он долго наставлял ее по поводу нового мага жены конунга, чье имя Элоди никак не могла запомнить.

Странное дело, думала Элоди, с ней случилось несчастие, большое несчастье, а Йормунганд впервые стал так добр к ней, что она даже немного счастлива. Продлится ли его доброта хоть сколько-нибудь долго, размышляла она, выбирая шелковые ленты для жемчужно серого платья, в котором она выглядела не такой бледной и распухшей. Йормунганд поддержал ее, кто бы мог подумать.

Элоди даже собиралась намекнуть ему, пригласить ее на танец, пусть проявит вежливость перед лицами гостей. Голубые шелковые ленты, решила она, голубые шелковые ленты и жемчуг в волосах.

Из маленькой шкатулочки на столе Элоди вынула еще одну шкатулочку, совсем малюсенькую. В ее краях женщины покусывали себе губы, чтобы те выглядели яркими и пухлыми, как после поцелуев. Элоди же использовала средство зовущее к поцелуям — нежно-красную помаду. Лишь немного на верхнюю и нижнюю губу и вот, ее лицо преобразилось.

Элоди улыбнулась себе в зеркало и тут же скривилась от приступа тошноты.