Алексей Фролов - Восход Левиафана (СИ)

- А я предупреждал! - вновь ярко выраженное волнение, значит - это первый голос. - Нужно было отменить программу, когда он нашел баг! Мета-реальность не должна...

- Учитывая вводные эксперимента, такой риск был признан допустимым, - прервал едва различимый третий голос. - Но я согласен с Норном два-ноль. Конструкт оказался теративен сам по себе. Искусственное вмешательство в примордиальные процессы формирования мета-гения ведет к деструкции прото-алгоритма. Теперь мы это знаем.

- Он был вне темпоральной шкалы, - продолжил второй голос, который временами обрывался, норовил ускользнуть. - Но тахионеры четко фиксировали мотивированные терат-ритмы, обусловленные внешним воздействием.

- Иными словами, мы были не готовы? - сорвался первый голос. - Начали слишком рано?

- Нет, - ответил третий голос. - Нам вообще не стоило начинать. Экзо-суггестия оказалась провальной парадигмой.

- Только естественные факторы, - пояснил второй голос, в котором звучало (или ему опять показалось?) легкое снисхождение. - Никакого моделирования. В противном случае мета-контакты не формируют устойчивых связей в...

- Помолчи, - третий голос стал почти неразличим в шуме помех. - Он преодолел страт-экран.

- Он... - волнение в первом голосе сменилось непониманием. - Он что, слышит нас?..

Он сорвался с места и устремился через равнину, прочь от этих мест. Он стал думать обо всем подряд, задавал себе тысячи вопросов и тут же находил ответы на них, но лишь для того, чтобы задать новые вопросы. Он не допускал ни мгновения тишины в своей голове, зная, что едва этот миг наступит - он тут же услышит их вновь. Но тогда и они услышат его.

Инстинктивное, какое-то глубинное понимание говорило ему, что если он будет двигаться, если сумеет постоянно занимать свое сознание хоть чем-то, им будет сложнее отыскать его. Тот же самый инстинкт (или знание, сокрытое глубоко в его сути от него самого?) подсказывал, что дороги назад нет, ему больше не вернуться в мета-реальность. Ведь там он уязвим.

И он уходил все дальше. Порой останавливался в людских селениях, но ненадолго. Он не использовал навыки и силы, которые могли бы выдать его. Но и без этого люди рано или поздно понимали, что он не такой как они. В первом селении он стал охотиться вместе с другими мужчинами и оказался лучшим из них. Его стрелы разили без промаха, он всегда точно знал, где находятся животные и куда они пойдут.

В следующем селении он попробовал себя в кузнечном деле. Он создавал безупречное оружие, вожди из самых отдаленных уголков земли направляли к нему своих посланников и осыпали его золотом, когда он заканчивал работу. Его шедевры никто не мог повторить.

В другом селении он стал выращивать лен и шить одежду. И в этом ремесле он также оказался безупречен. Любое дело, которое он себе находил, вскоре становилось его призванием. Он улавливал самую суть вещей, а потому не ошибался. Он был фермером, скотоводом, наемником, добытчиком железа, проводником, лесорубом. И в каждом селении, которое он покидал, оставалась легенда о нем. Легенда о великом мастере, которому не было равных.

Он мог быть, кем угодно. Он становился, кем желал. Он во всем достигал совершенства. Он вырезал целые армии и помогал женщинам рожать детей, которые без его помощи не смогли бы покинуть клеть материнской утробы. Он создавал совершенные орудия смерти из невиданных сплавов и самые красивые одежды из кожи и меха, которые только видели люди. Очень скоро молва о нем стала настигать его, а позже - обгонять. Его не называли по имени, ибо имени у него не было. Но за глаза люди звали его Логи, что на одном из древних языков севера означает «переменчивое пламя».

Он мог все, но ни в чем не находил себя. Ничто не приносило ему удовлетворения. Он по прежнему не знал ответов на самые главные вопросы, которые ему задали давным-давно встреченные им парень и девушка. Кто он? Для чего он?!

Однажды у реки, на краю крупного поселения, он увидел маленькую девочку. Половина ее тела была нормального цвета, но другая половина - мертвенно бледная. Девочка тяжело дышала, привалившись спиной к стволу старого ясеня. Когда он подошел, она не испугалась. На ее лице не возникло и тени страха, когда он коснулся ее, чтобы понять, что за страшная хворь поразила ее. Девушка умирала и у него оставалось мало времени.

В ближайшем подлеске ему удалось найти нужные травы. Если бы местный знахарь обладал его знаниями, то без труда помог бы бедняжке еще до того, как половина ее тела оказалась поражена недугом, о котором люди не узнают еще тысячи лет. А потом тысячи лет будут искать лекарство от него.

Он развел костер и заварил нужные растения, напоив девушку терпким отваром. Он внес ее в поселение на своих руках и перед ним расступались со смесью страха и благоговения во взорах. Он нашел заброшенный дом и на время поселился в нем, выхаживая девушку. Сезон дождей сменился сезоном снегов и она впервые встала с неказистого ложа, что доживало свой век в углу холодного старого дома с дырявой крышей и покосившейся резной стрехой.

Он постоянно поддерживал огонь в очаге, но этого едва хватало, чтобы отапливать старый дом. Он мог движением мысли поднять температуру воздуха и без труда поддерживать ее в оптимальном диапазоне. Но было слишком рискованно использовать нечеловеческие силы.

Когда завершился сезон снегов, девушка вышла из дома и лучезарно улыбнулась восходящему солнцу, которое так редко баловало жителей этих мест своим золотым ликом. Половина ее тела так и осталась мертвенно бледной, но она была жива и радовалась жизни!

Он прослыл великим знахарем и успел вылечить еще две дюжины человек, пока не ушел. Он и так слишком много времени провел на одном месте, помогая девушке. Ему было странно это ощущать, но когда девушка обняла его на прощание, не сдержав слез, ему на грудь будто положили наковальню. Он ушел, не оборачиваясь, как делал всегда. Но так и не понял, что в том селе осталась какая-то его часть.

В другом месте, спустя много лет, он приручил огромного дикого волка, которого годами боялись селяне. Порой волк нападал на стада коров и овец прямо посреди дня, и пастухи со сторожевыми псами ничего не могли сделать. Рискнувшие помешать волку быстро обращались в кровавые лоскуты.

Он приручил животное, почуяв его злобу и утолив эту злобу теплом своего сердца. На глазах всего селения огромный черный волк склонил перед ним голову и позволил потрепать себя по массивной холке. А потом, когда настало время покинуть эти места, он наказал волку оберегать жителей селения, и животное честно исполняло свой долг, пока не пришел его час уйти вслед за своим истинным хозяином.

В том селении он тоже оставил какую-то часть себя. А в другом месте, чтобы отогнать мародеров от мирной веси, он при помощи системы костров, установленных по ветру, создал «великого змея», что на деле оказался клубами едкого удушливого дыма, стелющегося у самой земли. То было одно из многих его деяний, обросших немыслимыми подробностями и породивших целые россыпи образов, позже обретших свою иллюзорную плоть в ином мире.