Анна Жадан - Избранные (СИ)

После десятого стука в дверь и очередного слуги, которого я прогнала под предлогом, что не одета, раздался робкий голос:

— Можно войти?

— О, мама! Да, конечно.

Разумеется, мама знала, что отец не подпускает меня и близко к политике, поэтому занята я могу быть разве что изготовлением лука. Эта мысль заставила меня схватиться за шпильки и начать в срочном порядке выстраивать из них аккуратную композицию на голове. Мама, одетая в нарядное золотое платье и корону, со смехом наблюдала за мной.

— Что, стараешься всеми силами улизнуть? — улыбнулась она, подходя ближе, чтобы поправить мои локоны.

— Ты же знаешь, какая я горячая поклонница шпионов из Стейси, — хмыкнула я ответ.

— Солнышко, они — члены парламента, а не шпионы. Наши представители так же ездят к ним несколько раз в год, чтобы удостовериться, что все решения принимаются на благо процветания королевства, а не одного региона. Твоя сестра — наш посол мира.

— Ну, думаю, ты весьма разочарована, что я не такая, — вздохнула я.

Мамино лицо, тронутое едва заметными морщинами, озарила очередная улыбка. Она повернула к себе мою голову и посмотрела в глаза.

— Я счастлива, что ты такая, какая есть, Селеста. Смелая, умная, сообразительная и находчивая. Кому какое дело, что ты не любишь ходить в вычурных платьях и обладаешь своими представлениями о том, что лучше для народа? Однажды ты станешь великой правительницей.

Я вздыхаю, отводя глаза. Мама и понятия не имеет, какие у меня представления о том, что лучше для народа. Я бы соврала, если бы сказала, что они вообще у меня есть. Все, чем я занималась в последнее время — это совершала ошибки, за которые всегда платил кто-то другой. Мне хотелось бы, чтобы она мною гордилась, но день за днем я доказывала самой себе, что из меня никогда не выйдет истинной королевы.

— Я не могу, мам. Мне не нравится Габриэль, не нравится сама идея власти…мне даже Лакнес не очень нравится. Мне кажется, что я не подхожу всему этому. Ни этому морю, ни этим уличным забавам, ни балам. Я просто…другая.

— Послушай, милая, возможно, если бы ты дала окружающему миру шанс, он смог бы удивить тебя. Габриэль — прекрасный, честный и мудрый молодой человек, который будет тебя сдерживать.

В последний раз, когда мы встречались, он показался мне скучным и поверхностным. Это вполне способствовало идее Адриана о том, что Габриэль пылко в меня влюблен, потому что только у кого-то вроде него могла возникнуть идея о навязчивых чувствах после нескольких коротких свиданий.

Мама взяла со стола ожерелье из драгоценных камней и приложила его к моей шее.

— Тебя много чего ждет, моя хорошая. Тебе придется стать не просто королевой, а еще и Просветительницей. Ты должна будешь совершать казни и поступать так, как правильно. К сожалению, такова твоя судьба. Ты была рождена для великих целей — гораздо больших, чем многие из людей.

— Мама, я умею драться, а не становиться кумиром всех, как ты.

— Тебе придется научиться, Селеста, — проговорила она, застегивая ожерелье на моей шее, — научиться нравиться, научиться покорять. Тебе надо заставить их полюбить себя.

— Мне все равно, что обо мне думают. У меня есть лук и дар Просвещения — этого вполне достаточно, чтобы поставить людей на колени.

— Страх — это еще не все. Не абсолютная мера. Она, разумеется, приведет тебя к определенному числу приспешников, но количество бунтов против тебя будет непреодолимым. Тебе должно хватить мудрости править так, чтобы тебе поклонялись из любви, а не из ненависти. Ты еще очень молода. Ты поймешь, и ты научишься. Но пока, — она наклоняется ближе и смотрит мне в глаза, — пока я хочу, чтобы ты развлекалась. Ходила на балы, заводила друзей, относилась к жизни легкомысленно. Ты еще успеешь убить достаточно людей.

Ее слова заставляют меня вздрогнуть — я всегда весьма агрессивно относилась к нашей внутренней политике, но мне никогда не хотелось никого убивать.

А, возможно, я просто себя обманываю.

Несколько лет назад, когда мне едва исполнилось пятнадцать лет, моя магия вышла из-под контроля. Мы играли с моей служанкой в саду, и я случайно просветила ее. Я с трудом могла бы вспомнить, как именно это случилось: я подняла руку, чтобы позвать ее и почувствовала, как каждая пустота в моем теле заполняется силой. Уже через секунду она сидела на коленях и смотрела на меня преданными глазами. Когда родители узнали об этом, они побледнели и строго приказали мне никому об этом не рассказывать. Позже я стала замечать, что эта служанка куда-то исчезла, а на все мои вопросы поданные тупили взоры и отделывались различными оправданиями. Через несколько месяцев я узнала от отца, что ее убили, чтобы не накликать беду на королевскую чету и не поставить наш авторитет под сомнение перед другими регионами.

— Селеста, если бы кто-то узнал, — бормотал отец, глядя в мои глаза, — что ты нестабильна, что ты так легко можешь выйти из-под контроля…тебя могли бы взять под стражу, сказать, что ты представляешь угрозу для королевства. Войну никто не забыл.

Я не могла принять это объяснение. Наверное, как только я услышала эти слова от отца, мне действительно захотелось выйти из-под контроля. Я начала просвещать людей за мельчайшие поступки без следствия, и Эсмеральде приходилось разбираться с моими проблемами. Думаю, я сознательно хотела накликать на нас беду под лозунгом «Ну что, убьете их всех?». Мне претили лицемерные идеи отца и вообще королевский строй, где страх за себя ставится выше пресловутой справедливости и жизни других. Именно поэтому меня удивляло, почему все грозно кричат на меня, когда я поступаю точно так же. Как по мне, лучше обладать абсолютной властью и не врать на этот счет, чем приторно лебезить перед регионами.

Может, Эсмеральда права и все это действительно просто большая истерика. Глупый переходный возраст и мои слабые попытки бросить родителям вызов, потому что я обижена на них, потому что я сознательно хочу отомстить им. Возможно, дело даже не в моей погибшей подруге, а в том, что меня никто никогда ни во что не ставил, а я была всего лишь генетическим недоразумением. Я выбрала быть сильной и превратить Просвещение из проклятия в дар, заставив его служить мне и вершить мое возмездие. Эсмеральда и мама не поняли бы этой стороны монеты, но тогда все это казалось мне справедливым. В шестнадцать лет я считала, что только я знаю, как поступить правильно. Оказывается, у моих ошибок слишком долгое эхо.

Габриэль входит без стука, что заставляет меня без удовольствия отметить, что он уже чувствует себя, как дома. Я плохо знала Габриэля, но у него было одно неоспоримое достоинство: он мог помочь мне сбежать. Порой, проезжая на жеребце по улицам Лакнеса или отправляясь на охоту с Адрианом, я только и мечтать могла о том дне, когда окажусь где-то в другом месте. Стейси представлялся мне бесконечной поляной свободы. Конечно, я буду навещать свою семью, но я никогда не чувствовала особой привязанности к Лакнесу. Мне всегда казалось, что я должна быть где-то еще.