Александр Басов - Союз Верных — Энгельбрук (СИ)

— Ратман Олдрик сказал, что вас не нужно дополнительно вводить в курс дела, — тоном заговорщика произнёс курьер, убедившись, что перед ним действительно назначенный Магистратом дознаватель. — Та особа, о которой вас известили заранее, прибыла и с нетерпением ожидает вашего доклада.

— А где… — попытался уточнить сержант, отметив про себя это "с нетерпением".

— В кабинете ратмана Олдрика. Поторопитесь.

"Выходит, что на этот раз встреча пройдёт в узком кругу без приглашённых соглядатаев, — думал Ладвиг, широким шагом покрывая расстояние до Ратуши. — Но мне от это не легче. Нужно тщательно маскировать те немногие факты, которые есть у следствия. Но, как говорит Виланд, посмотрим для начала, что за фрукт".

Сообразив, что непроизвольно процитировал своего помощника, сержант недовольно мотнул головой и раздражённо сказал самому себе вслух:

— Это не значит, что я полностью признал его превосходство над собой! Да, вклад Виланда в общее дело гораздо весомее. Да, он более наблюдателен и обладает солидным жизненным опытом. Но расследование поручили мне! Он мой помощник, а не наоборот. Я взял Виланда в команду и с полным основанием могу использовать его наблюдения и выводы.

Придав себе таким образом уверенности, Ладвиг вошёл в Ратушу. Помещения ратманов располагались неподалёку от Зала заседаний Городского Совета. Сержант не знал, в каком именно кабинете обосновался Олдрик, но спрашивать об этом не пришлось. Стоявший возле одного из дверных проёмов стражник жестом предложил сержанту войти и сразу же закрыл за ним дверь.

Дорожного плаща на представителе архиепископа уже не было — это первое что успел краем глаза заметить Ладвиг, войдя в кабинет. Помня о том, что не должен выдать своей осведомлённости о причинах его прибытия в Энгельбрук, сержант двинулся прямо к Олдрику и бодро отрапортовал о прибытии. Ратман выглядел строго, если не сказать, мрачно. Оделся сугубо официально, что вполне гармонировало с простой монашеской рясой, в которую был облачён представитель архиепископа. На их фоне Ладвиг, в пёстром выходном наряде, выглядел праздно и беспечно, а потому чувствовал себя неуютно.

— Это и есть назначенный Магистратом дознаватель, отец Йохан, — сообщил монаху Олдрик. — На время расследования сержант выведен из состава городской стражи. Могу ли я присутствовать при вашей беседе?

— Разумеется. Мы с вами делаем одно общее дело и не должны иметь секретов друг от друга.

"Он что, его передразнивает, что ли?" — удивился про себя сержант.

Монах говорил таким же тихим бесцветным голосом, разве что без старческой скрипучести и придыхания. Не имея возможности хорошо разглядеть, кого прислал сюда архиепископ, дознаватель по-прежнему смотрел на Олдрика и ждал, когда к нему обратится кто-нибудь из присутствующих.

— Сержант…

Заслышав своё звание, Ладвиг сделал чёткий строевой поворот в сторону говорившего, и оказался лицом к лицу с худеньким пареньком в монашеской рясе. В первый момент трудно было поверить, что это и есть представитель архиепископа Берхарда. Выглядел он скорее, как обычный послушник, нежели присланный Остгренцской епархией проверяющий. По возрасту, монах был вряд ли старше самого дознавателя, а очень светлые, почти белые волосы делали его ещё моложавее. Маленькие, словно выцветшие глаза, придавали отцу Йохану какое-то сонное выражение, что, впрочем, можно было списать на утомительную дорогу. В целом, лицо монаха выглядело так, что запомнить его приметы не представлялось никакой возможности даже после долгого и внимательного изучения.

— Ладвиг. — представился сержант. — К вашим услугам, святой отец.

— …что вы можете рассказать по сути дела?

— Произошло два убийства, — не задумываясь, ответил Ладвиг, решив разыграть из себя исполнительного, но недалёкого служаку. — Обе жертвы были женского пола. Мотивы убийств не выяснены. Попыток насилия или ограбления не зафиксировано. Установлена личность только одной из жертв. Показания свидетелей либо запутаны, либо отсутствуют напрочь.

Краем глаза сержант заметил, как поползли в стороны уголки губ стоявшего рядом с монахом ратмана, а затем Олдрик едва заметно кивнул головой.

— Орудие убийства установлено?

О таких вещах священнику надлежало говорить с другими интонациями, осеняя себя знаком Двуединого и бормоча строки из Священного Писания. Но отец Йохан не смутился нисколько и спросил об орудии убийства как о повседневной мелочи. Слова он произносил по-прежнему тихо, но выговаривал их чётко, как прибывший из другой местности человек, где говор немного отличается от здешнего.

— Предполагается, — начал Ладвиг, придумывая на ходу убедительный ответ, — но подтвердить подозрения, следствие пока не в состоянии, что женщины могли быть убиты… при помощи… например, пастушеского кнута. Полагаю, сделать такое мог только безумец.

Олдрик удивлённо вскинул брови вверх, пользуясь тем, что видеть его монах не может, улыбнулся, не скрывая своего удовлетворения.

— И как часто сходят с ума пастухи в ваших краях?, — заинтересовался отец Йохан, внезапно повернувшись к ратману.

— Нечасто, — ответил застигнутый врасплох Олдрик. Советник, надо отдать ему должное, собрался с мыслями быстро и дальше стал произносить заранее заготовленный текст: — Дознаватель умолчал о некоторых подробностях первого убийства. Жертва осуществляла доставку в город нелегально добытого золота. Мы не можем игнорировать этот факт в свете полученных ранее сведений. Городскому Совету и раньше было известно, что в Энгельбруке действуют фальшивомонетчики. Они занимаются подделкой денег, которые чеканятся на монетном дворе его светлости герцога Кэссиана. К сожалению, пока не удаётся напасть на след этой мерзкой воровской шайки. Есть основания предполагать, что существует не одна группа преступников. Таким образом, первую жертву можно рассматривать, как результат конкуренции между шайками фальшивомонетчиков. Рискну предположить, что во втором случае преступники ошиблись и напали не на того человека. Я думаю, вы согласитесь, что самое простое объяснение имеет наибольшее право на существование.

— Имеет, — согласился монах. — Подделка платёжных средств — тягчайшее преступление. Мало того, что это подрывает устои торговли и налогообложения. Человек, уплативший фальшивой монетой налог, идущий в доход Церкви, лишается милости Богов. И неважно, сознательно ли он совершил этот поступок, или был введён в заблуждение преступниками. Я, как представитель высшего руководства Церкви Двуединого не могу допустить, чтобы жителям Энгельбрука был закрыт путь к обретению благодати. Отныне я сам буду руководить расследованием. Сержант и рекрутированные им люди поступают под моё начало впредь до особого распоряжения.