Александр Басов - Камень Богов (СИ)

"Оно меня не заметило", — потрясённо подумал охотник, за несколько мгновений успевший попрощаться со всем, что было ему дорого. Смерть прошла стороной, и неожиданно началась новая жизнь, в которой все его прежние заботы и стремления не имели никакой ценности.

"Уходить надо отсюда"…, — решил, наконец, Дигахали, кое-как оторвавшись от созерцания вереницы громадных следов на рыхлой земле.

Он поднялся и побрёл в противоположную сторону, рассудив, что не стоит догонять чудовище. Следы довели его до преграды, и тут стало понятно, как двухголовое страшилище проникло в дикий лес. В разделительной стене зиял пролом, над закрытием которого уже трудились белые облачка, перемещавшиеся туда на длинных тонких ветках. Оставалось совсем маленькое отверстие, сквозь которое виднелся тёплый и такой привычный свет солнца. Охотник сорвался с места и прыгнул вперёд, надеясь проскочить сквозь рыхлые облачка, но не представлял, как быстро они уплотняются. Снаружи оказалась только руки и часть туловища, а голова и ноги застряли в густой как хорошая похлёбка белой массе из крошечных пузырьков. Касаясь его лица, они тут же лопались, но на их место спешили другие, со всех сторон облепляя человека.

Дигахали попытался вернуться назад, но не преуспел в этом деле — внешние слои твердели очень быстро, и его руки оказались замурованы во вновь образованный участок стены. Охотник забился как муха, попавшая в паутину, с трудом нашёл, от чего можно оттолкнуться ногами и после многократных попыток сумел выпасть наружу, весь облепленный остатками белой пены. Он сел на землю, не обращая внимания на впившиеся в тело сухие хвоинки, и с наслаждением вдохнул воздух, настоянный на ароматах сосновой смолы. Нервное напряжение выплеснулось из него в виде безудержного смеха вперемешку со слезами, проложившими себе русло между замысловатыми шрамами на щеках.

Дигахали никак не мог остановиться и всё, что он видел сейчас пред собой, теперь казалось ему смешным. Кривое дерево, вылетевшая из гнезда птица, или причудливая тень, вызывали у него новый приступ хохота. Охотник поднялся на ноги и просто пошел навстречу солнцу, радуясь окружающему миру. Он смирился с тем, что безвозвратно потерял всю одежду, оружие и припасы, сейчас это не имело никакого значения. Было что-то символичное в том, что он вернулся в этот мир таким, каким приходят в него все люди в момент рождения. Смешно. Невероятно смешно. Смешнее смешного…

Таких смешных людей он ещё не встречал ни разу в жизни. Они носили очень смешную одежду и разговаривали между собой на противно звучащем смешном языке. Дигахали хотел сообщить им, что глупо выставлять себя на посмешище, но не смог сказать ни одного слова между приступами хохота. Смешные люди окружили его со всех сторон и загалдели как ругающиеся между собой женщины. Охотник совсем ничего не понял, но одно слово сумел разобрать, и это было слово "куница".

"Куница! Да! Ха-ха-ха! Я вспомнил! Куница, вот кто я! Куница!".

Дигахали издал крик встревоженной куницы, запрыгнул на ближайшее дерево и большими скачками понёсся вверх по стволу, цепляясь за крупные ветки руками и ногами.

— Я куница!, — громко закричал он, примеряясь к прыжку на соседнюю сосну.

Дигахали очнулся от сильной боли в правом боку, остановившей его вдох на полпути. Казалось, что в голове плещутся волны и каждый раз, когда волна достигала берега, это отзывалось крепким ударом в стенку черепа. От каждого удара он вздрагивал, и в животе тоже вздрагивало, переходя в длинный тягучий спазм. Голова вместе с половиной лица была чем-то замотана так, что он ничего не смог увидеть даже когда открыл глаза. Поперёк груди ощущалась тугая повязка, позволявшая почти безболезненно дышать, если не увлекаться и не делать глубокий вдох.

Судя по ощущениям от неповреждённых частей тела, он лежал в постели, какие обычно устраивают в своих домах йонейга. Ощущение мягкого под головой и чистые ткани, которыми он был укрыт, говорили о том, что дом принадлежал не бедному человеку. Дигахали попытался вспомнить, каким образом попал сюда, но ничего, кроме долгой беготни по лесу извлечь из памяти не смог. Кроме этого беспокоило и другое — в качестве кого он принят в этом доме? Не похоже, чтобы так обращались с пленником, и насколько он знал нравы белых людей, такие условия они не всегда предлагали даже своим кровным родичам.

Откуда-то издалека послышались голоса. Разговаривали двое йонейга, причём голос одного из них показался охотнику знакомым.

— Я не знаю, сколько ещё времени он пробудет без сознания, — сказал первый йонейга.

— Значит, докладывать мне пока нечего, — тяжело вздохнув, проговорил второй.

— Сообщите, что жизнь его вне опасности. Это тоже хорошая новость.

— Да, — лениво протянул второй. — За неимением других известий.

— Радуйтесь, что он вообще выкарабкался. Перелом рёбер и сильный ушиб головы — ерунда по сравнению с сильнейшим отравлением, вызванным длительным приёмом…, — прозвучало непонятное слово.

— Доктор… пожалуйста… от ваших головоломных названий скулы сводит. Мои ребята зовут эту дрянь просто "мочой дьявола".

— Восхитительно. К тому же, мне сообщили, что он любитель, как это у вас говорят "окунать нос в пену".

— Ребята тоже так подумали, когда в первый раз его увидели. Бежит, говорят, по лесу, в чём мать родила, хохочет во весь рот, а потом давай по деревьям прыгать. Они запросили господина Манфреда о том…, — при этих словах Дигахали напрягся и тут же скривился от боли в груди, — …как давно подсел дикарь на эту дурь, и не свихнётся ли он, если в один момент лишить его кайфа.

— Любопытно, ну и что дальше?

— Вот тут у меня ответ, читайте: "охотник из племени Куницы по имени Роющий Пёс не был замечен в склонности к употреблению одурманивающих веществ, добываемых в диком лесу".

— Могли бы и мне это донесение показать. Не стоило скрывать от врача сведения о больном.

— Так я вам с самого начала говорил, что не видел ничего подозрительного.

— Тем лучше для него. Пойду, кстати, проведаю.

Заскрипела отворяемая дверь, и в помещение вошёл человек, принеся с собой странные запахи — аджила в сочетании с несколькими видами трав. Йонейга приблизился к постели, взял Дигахали за руку, некоторое время держал в области запястья, после чего хмыкнул и громко сказал в сторону двери:

— Адольф! У нас есть, чем порадовать твоего господина!

— Хорошо!, — отозвался другой йонейга и, услышав голос через открытую дверь, охотник сразу же узнал его. Это оказался один из сопровождавших Манфреда людей. Тот, чьим вооружением был лук.

В течение нескольких дней йонейга-лекарь поил Дигахали странно приготовленными отварами и настоями. Охотник не слишком доверял такому лечению, но пил всё, что дают, сделав исключение для лекарств, содержащих аджила. Лекарь очень удивился этому обстоятельству, видимо, ему ещё не приходилось встречать подобных пациентов.